Андрей Дышев - Крымская ракета средней дальности

Новоруков замолчал, повернул голову и посмотрел на таймер. Потом поддел ногой осколок бокала и хлебнул коньяк прямо из бутылки.

– Я думал, что совершенно одинок на этой Земле. И что моя участь – быть униженным и раздавленным. Какие только мысли не приходили мне в голову! Несколько раз я всерьез подумывал о самоубийстве. Иногда мне хотелось схватить табельное оружие, приехать в Киров, разыскать Ленку, изнасиловать, а потом расстрелять ее… Ужас, грязь, осознание своего ничтожества – вот что наполняло мою душу. Но однажды случилось то, что перевернуло всю мою жизнь. Я задержал одного парня с Кавказа. Документы у него были в порядке, трезвый, вел себя нормально. Вот мы с ним и разговорились, и стал он рассказывать мне о своей жизни. Сначала я слушал его невнимательно, а потом… а потом, Кирилл, меня словно обухом по голове: да это же про меня он рассказывает! Наши с ним судьбы будто под копирку написаны! Он с самого рождения привык к тому, что его называли «черным», «чуркой». Он вечно завидовал блондинам. В отличие от него, от них пахло хорошим одеколоном, их щеки были розовыми, а глаза – голубыми. И девчонки смотрели только на них. А он стыдился даже своего имени. Когда знакомился с кем-то, его всегда переспрашивали: «Как-как тебя зовут? Шабуга… Шагудибурдин? Нет? Шагадуб…» Он мучительно краснел, потом махал рукой и отвечал: «Да зовите просто Шурик!» И все его друзья тоже стыдились своих имен. Низами стал Колей, Гасым – Игорем, Самаил – Сашей. Потом он начал комплексовать из-за своего родного языка. Акцент, клеймо второсортности, будь он проклят! Русский знал хорошо, но никак не мог научиться произносить «е» и мягкое «щ». И губы растягивал, и язык терзал, но все равно получалось «дэвушка», «нешастье»… Он тоже как-то влюбился в девочку. В голубоглазую блондинку! Дышать на нее боялся. Цветы носил. Цветы и подарки она принимала, но под ручку брать не позволяла. А когда он однажды предложил выйти за него, она брезгливо скривилась и крикнула: «Замуж за тебя? Да ты, чебурек, помойся да морду побрей для начала!» Он смотрел на себя в зеркало. Да, не красавец. Зато не пьяница, трудолюбивый, уважает старших. Что же ему делать, если нос немного крупноват, и в двадцать пять лет уже седина белеет на висках, и ноги волосатые, и никак не получается произнести эту проклятую букву «щ»? Всю жизнь чувствовать себя ущербным? Как приподняться, освободиться от презрительного клейма? Чем взять? Учебой? Так способностей не хватает. Такая, увы, родословная: отец, дед и прадед только овец пасли да с фашистами дрались. Талантом? Увы, нет таланта. Не умел он ни рисовать, ни стихов писать, ни песни петь. Ничего не умел, чего хотела от него голубоглазая блондинка. Полный нуль. Инопланетянин… Такие же чувства и у сестры того парня. Девушка честная, верная, послушная, безропотная. Весь день у плиты, в поле, во дворе – спину не разгибает. Вечером телевизор. А в нем – другая жизнь, другие женщины, невероятно красивые, с длинными ногами, тонкими чертами лица, роскошными прическами. Только и делают, что сидят на мягких подушечках, пьют шампанское, сверкают бриллиантами и выбирают себе мужчин. А она невольно глянула в зеркало, сравнивая. Лицо темное, волосы черные, нос крупный. Восемнадцать лет всего, а выглядит как старуха. И никто не убивается по ней, и на танцы не приглашает, и стихи не пишет. Но если не принимать во внимание внешность, то чем она хуже тех длинноногих пигалиц? Они же ничего в жизни не сделали хорошего, все им природа дала просто так, и мужики вокруг них роем кружатся! За что такая несправедливость? Почему на одной планете такая разница? Эти два мира – словно две планеты, а между ними космос. Одни живут в красоте и роскоши, мучаясь проблемой лишних калорий, а другие – в каменном веке. Это как биметаллическая пластина. Стоит ее подогреть, как она начинает корежиться, в ней возникают безумные противоречия. Но так долго продолжаться не может. В природе все постепенно усредняется. Холодные воздушные течения, встречаясь с теплыми, вызывают торнадо. В горах камни промерзают за ночь, а днем раскаляются, и тогда начинают взрываться. То же начинает происходить и среди народов… Помнишь, Кирилл, как мы смотрели на афганцев? Экзотика! «Ты глянь, чем они копают землю! А во что одеты! А в каких глинобитках живут! Ха-ха-ха! Неандертальцы!» Все. Досмеялись. Дохвастались. Мир переворачивается. Пришло время возвыситься тем, кто был унижен. И наоборот… Тот парень, Шагабутдин, пришел к этой же мысли, когда стоял у зеркала. Он представил себя в камуфляже, в шапочке да с «калашом» в руках. И понял, как можно быстро, легко и навсегда заставить этих красивых людей с розовыми щеками и голубыми глазами заставить его уважать. Заставить его бояться! Заставить их вызубрить назубок его имя, отучить их говорить мягкое «щ» и кинуть всех блондинок к его ногам! Не надо учиться, постигать эти тяжелые и глупые науки, придуманные цивилизованным миром. Не надо постигать манеры и правила приличия, придуманные миллионерами. Не надо следить за своим лицом, прической, одеждой и обувью. Достаточно всего лишь взять «калаш» и стать жестоким…