Андрей Дышев - Плацдарм по бросовой цене

Мне выпала великая честь увидеть не в кино, а в жизни рядовую разборку латиноамериканских ковбоев. Зрелище было просто потрясающим, постановочные трюки в подметки не годились тому, что люди вытворяли в натуре. Когда мордобой и стрельба достигли своей кульминации, а театр боевых действий вышел за пределы двора, рядом со мной вдруг зашуршал гравий, и я увидел пару изящных сапожек для верховой езды. Я не успел поднять глаза, как над моей головой прогремел ружейный выстрел. Мария, широко расставив ноги, выстрелила, как мне показалось, не целясь, от бедра, но пуля тотчас срезала веревку, которой к навесу было подвязано большое деревянное колесо от телеги, используемое в качестве люстры для свечей. Со страшным грохотом колесо упало на дерущихся. Свечи загасли, и полная темнота, словно рефери, мгновенно объявила «брек».

Выстрелы затихли, только откуда-то из-под стола еще доносились стоны и приглушенная ругань.

– Тихо!! – крикнул Ромэно, неожиданно появившийся на веранде с переносной магнитолой в руках, и покрутил регулятор настройки. – Слушайте все!

Из динамиков магнитолы раздалось шипение, затем в его глубине запищал тонкий голос диктора. Волна плыла, и голос то ослабевал, то становился громче:

– «…прибывших сегодня вечером в Кито на похороны главы наркосиндиката Маркеса Лопеса, запрудили всю проезжую часть, и усиленным нарядам конных полицейских пришлось приложить немало усилий к тому, чтобы ликвидировать автомобильные пробки. Среди прибывших на похороны криминальных боссов особенно выделялась фигура кокаинового короля восточных комиссарий страны Марсело Родригеса, известного больше под кличкой Гонсалеса де Ульоа. Почтив память покойного, Гонсалес беспрепятственно покинул кладбище и уехал в белом „Мерседесе“ в неизвестном направлении. Как объяснил нашему корреспонденту комиссар полиции Кито Леонардо Маттос, законодательные власти не располагают достаточными уликами для того, чтобы арестовать Гонсалеса и поместить его под стражу».

Взрыв хохота и аплодисментов заглушил последние слова диктора. На веранде снова началось оживление, но уже без выстрелов. Опять тропическим ливнем полилось вино и пошли тосты «за здоровье и бессмертие Гонсалеса». А я подумал о другом: «Значит, и Анна жива!»

Я так и не заметил, куда ушла Мария.

Среди раскиданных по двору дымящихся головешек ходил одноглазый петух и, гордо вскидывая голову, сытым взглядом пялился на кости, раздавленные овощи, рыбьи хвосты, огрызки хлебных лепешек и никак не мог выбрать, что бы ему еще склевать.

Покосившийся стол был убран, лишь проломанная в середине доска напоминала о ночном побоище. С одного края сидел выспавшийся, гладко выбритый и неестественно высокий Влад и, словно пасьянс, раскладывал перед собой изрядно помятые, покрытые подозрительными пятнами листки соглашения. Я не сразу заметил, что мой друг сидит на нашем добром черном чемодане и на листе бумаги складывает столбиком цифры.

На другом конце стола, перед кружкой с чаем, сидел Дик. На него было жалко смотреть. Нос, распухший до размеров неспелого манго, вместе с лиловым синяком под глазом придавал лицу вакуэро клоунское выражение. Сомбреро с оторванным от полей лоскутом висело на затылке, словно уши побитой хозяином собаки. Втянув голову в плечи, Дик смолил сигару и шумно прихлебывал чай. Увидев меня, он вяло вскинул руку.

Влад меня не принял, он был слишком занят арифметикой и лишь коротко буркнул:

– Привет! Тихо, не сбей меня!.. Триста пятьдесят по сто, плюс двести двадцать пять по двадцать…

Я подошел к Дику. Тот, не глядя на меня, просунул под мышкой руку для приветствия и выпустил струйку дыма на стол перед собой.

– Голова болит? – сочувствующе спросил я.

Дик скривился и цвиркнул губами.

– Если бы только голова… Слушай, а ты не заметил, куда я мог подевать все свои деньги? Только шестьсот долларов осталось. Я все обыскал – нет нигде.

Я промолчал, сел рядом и опустил руку ему на плечо.

– Ты про Гонсалеса знаешь? – спросил я.

Дик кивнул и проворчал:

– Сволочь. Наверное, он успел надеть перчатки и перехватил ручку управления, когда пилот загнулся… Ладно! Я его все равно достану.

К нам вышла Мария. Она была одета в то же легкомысленное белое платье с розовыми узорами, в каком я увидел ее впервые. Боясь, что ее природная наблюдательность и интуиция легко расшифруют мой взгляд, полный осведомленности и иронии, я опустил глаза.