Андрей Дышев - Плацдарм по бросовой цене

– Хосе, – совсем слабым голосом произнесла Ника. – Значит, ты все-таки украл деньги?

– Молчи, дура!! – крикнул матрос и замахнулся на Нику, чтобы наотмашь ударить ее по лицу, но я перехватил его руку и оттолкнул Хосе к камину.

– Потише, парень!

– А ты не вмешивайся в наши дела! – огрызнулся он. – Без тебя разберемся. Я к твоей бабе не клеился, хотя у меня было столько возможностей трахнуть ее…

От удара в челюсть Хосе заткнулся и, брызнув кровавой слюной, полетел на пол. Он с грохотом упал на спину, ломая стул и вдребезги разбивая прикладом ружья зеркало трюмо.

– Ладно, – бормотал он, вытирая разбитый рот и скидывая с себя обломки стула. – Сочтемся. За все отплатишь. Лодку я утопил, посмотрим, как ты выберешься отсюда…

– Пошел вон, – посоветовал я.

Кивая, как болванчик, Хосе встал, поднял с пола пояс, ружье и быстро вышел из гостиной на лестницу. Вскоре мы услышали, как внизу хлопнула дверь.

Я обнял Нику за плечо. Ее трясло. Мы поднялись в спальню. Не раздеваясь, девушка легла на кровать, поджала ноги, спрятала руки на груди, как делают дети. Я накрыл ее одеялом. Ника все не могла согреться.

– Мне холодно, – прошептала она. – Принеси мне чего-нибудь выпить.

– Тебе нельзя пить спиртное, – сказал я, вытаскивая из шкафа еще одно одеяло. – Я приготовлю тебе чаю.

– Хорошо, я буду пить чай.

Она замолчала. Я подумал, что Ника уснула, но когда я с чашкой чаю присел на край кровати, то увидел, что глаза ее открыты.

– Постарайся поспать хотя бы час, – сказал я.

Ника ничего не ответила. Я смотрел на нее и думал, что ее, наверное, предали первый раз, потому так больно. Если не привыкнет к этой боли, то вся жизнь превратится в пытку.

Она с трудом смогла встать с постели. Ее лоб и щеки полыхали огнем, по лицу катились крупные капли пота. Если бы я вовремя не подхватил ее, Ника упала бы с кровати на пол.

– Тебе плохо? – тормошил я девушку, стараясь привести ее в чувство.

– Почему так темно? – шептала она, с трудом размыкая пересохшие губы. – Когда взойдет солнце? Мне страшно…

– Нам надо торопиться к причалу, Ника, чтобы успеть на катер, – говорил я, заставляя ее идти к лестнице.

Она тяжело опиралась о мое плечо. Я почти нес ее на себе.

– Ничего страшного, – бормотал я, успокаивая себя самого. – Это все от переживаний. Мы доберемся до материка и поселимся в лучшей гостинице. Ты отоспишься, отдохнешь, я покажу тебя врачу, и все будет хорошо.

Псы при нашем появлении в саду черными молниями унеслись прочь, в самый дальний угол сада, и стали трусливо тявкать нам в спины лишь тогда, когда мы вышли на поле и стали подниматься к обросшей лесом седловине. Было заметно, что каждый шаг Нике дается с трудом. Она быстро уставала, останавливалась и просила меня не идти так быстро.

Когда мы спустились к морю, небо за нашими спинами стало заметно светлеть, и на горизонте погасли первые звезды. Ника не жаловалась на усталость, понимая, что нам нужно спешить, и лишь ее учащенное дыхание и напряженная походка говорили о том, что эта ночная прогулка дается ей из последних сил.

Гул работающих моторов кораблей мы услышали задолго до того, как увидели освещенный прожектором пирс и цепочку солдат на нем, перетаскивающих на суда уцелевшее оружие охранников базы, какие-то ящики и свертки. Шершавый голос Маттоса в мегафоне вещал:

– Ускорить погрузку! Капитану баржи занять свое место!

Ника вышла на пирс босиком. Ее тапочки были полны песка, и она несла их в руке. Попав в луч прожектора и оказавшись среди рослых и угрюмых солдат, она испуганно прижалась ко мне. Комиссар и еще два офицера стояли у трапа катера и раздували малиновые угольки сигар. Посветлело уже настолько, что суда, казавшиеся издали черными пятнами, обрели объем, и на темном полотне корпусов проступили серые круги иллюминаторов.

Я взял руку Ники, опустил ее вниз, чтобы она нащупала мачете, лезвие которого, как в ножнах, лежало в моей ладони.

– Спрячь это под пиджаком, – тихо сказал я. – Меня могут обыскать.

Девушка все сразу поняла, повернулась ко мне лицом, едва не касаясь меня грудью, незаметно взяла оружие и загнала его себе в рукав.

Мы подошли к трапу.

– А я думал, что ты решил остаться на Комайо, – сказал комиссар, выпуская мне в лицо дым. – Твой друг уже занял лучший диван в кают-компании и, кажется, спит.

Он кивнул офицеру, и тот, опустившись передо мной на корточки, стал тщательно прощупывать одежду. Ника, ни жива ни мертва, стояла рядом и смотрела на комиссара.