Андрей Дышев - Плацдарм по бросовой цене

« Только не сегодня», – в тон мне ответил пилот, и глаза его заблестели, когда он скользнул взглядом по моей груди.

« А когда, родненький? Не томи!» – шепотом произнесла я, поставила на порожек кабины ногу и сдвинула край юбки.

« Завтра, – ответил пилот. Дыхание его участилось. Он облизнул губы и добавил: – Днем я должен отвезти Гонсалеса на какой-то катер для переговоров. Обычно он торчит там по два часа. И в это время я буду патрулировать над катером и вдоль берега. Жди меня в полдень на восточном берегу. Там, под скалами, есть песчаный мыс».

« Хорошо, желанный мой!» – произнесла я, прикрыла глаза и провела кончиком языка по губам.

Вот ты и попался, подумала я, посылая ему напоследок воздушный поцелуй.

Я не ошиблась в своих ожиданиях, когда поднялась на кухню: из коробки исчезло несколько банок с мясными консервами, несмотря на то, что их верхний край по-прежнему совпадал с краем коробки. Воришка, надеясь меня перехитрить, подсунул под нижние банки две упаковки с макаронами.

Меня это рассмешило, и я подумала, что надо бы оставить ему записку, в которой разрешить ему унести сразу половину всех продуктов, потому что мне пока вполне хватает.

С чашкой кофе я поднялась наверх, забралась в кровать с ногами, закурила и перед включенным микрофоном стала разбирать завалы в мыслях. Очень интересно складывается ситуация. Августино и Гонсалес втайне друг от друга будут склонять меня на свою сторону. Они вынуждены считаться со мной, так как я – хозяйка острова и благополучие их криминального бизнеса будет теперь во многом зависеть от меня.

Гонсалес, конечно, не настолько хитер и ловок, каким был Августино, но недостаток этих качеств у него с лихвой компенсируется необузданной жадностью и желанием стать во главе синдиката после смерти Августино. Седой Волк имеет перед Гонсалесом большие преимущества, даже в том, что он знает о намерениях своего помощника и может сделать упреждающий ход. Не зря же он намекал мне про время и свою волю, которые должны решить все! Время и воля…

Гонсалес попытался принизить в моих глазах Августино кратким рассказом о бедственном положении наркобизнеса, и, судя по его интонации, он не поддерживает Седого Волка в странных делах с женщинами, которых Августино назвал «мамочками». Не поддерживает, конечно, только на словах. Зато он уверен, что если я узнаю об этих делах, то непременно отвернусь от Августино и займу позицию Гонсалеса. Создается впечатление, что Гонсалес вот-вот расскажет мне о том, что делается на базе за минными полями. Он расскажет мне об этом тогда, когда в моей душе не будет хватать последней капли, чтобы окончательно отвернуться от Седого Волка.

А что же Августино? Неужели старый, умудренный опытом человек не предвидит такого развития событий? Если не предвидит, то он в самом деле уже выжил из ума и его слова про время и волю не более чем просто слова. Но если он, несмотря на инвалидность, по-прежнему остался тем Августино Карлосом, которого я знала несколько лет назад, то в ближайшее время надо ожидать с его стороны сильный и неординарный ход, который изменит расстановку сил.

Какой это может быть ход? Что может предложить мне Августино, чтобы быть уверенным в моей полной преданности ему? Полмиллиона долларов в месяц – это, конечно, огромные деньги. Но на этот момент полмиллиона – всего лишь слова. Гонсалес, тоже на словах, может предложить мне семьсот тысяч, и Августино тотчас утратит власть надо мной. Седой Волк должен это понимать и вряд ли будет делать серьезную ставку на обещание больших гонораров.

Что еще? Августино поделится со мной властью? Переведет на мои счета часть своего капитала? Передаст мне в собственность часть плантаций? Но с какой стати он проявит такую невиданную щедрость? Но даже если предположить, что нечто похожее все же произойдет, разве Августино будет уверен, что я, заполучив в свои руки богатства, останусь верной ему до конца его жизни, а не укорочу ее?

В таком случае ему ничего не остается, как взять меня в жены. (Смех.) И Августино составит хитрый брачный договор, в котором будет сказано, что в случае, если он умрет раньше чем через двадцать… нет, лучше тридцать лет, я лишаюсь какого бы то ни было наследства. А вот овдовев тридцать лет спустя, я с тану полноправной наследницей состояния мужа. И тридцать лет подряд я буду лелеять Седого Волка, как если бы это был мой ребенок… (Голос Анны дрогнул. Она упомянула о ребенке против собственной воли. Я знал, какую нечеловеческую боль она испытывала при этом, как трудно ей было сдержать слезы.)