Сергей Самаров - Диверсант № 1

– Дело у меня забирают. В ФСБ…

– Им-то я каким местом еще понадобился, – Шакиров устало вздохнул и посмотрел на Басаргина взглядом больной собаки. – Это, как я понимаю, вы из ФСБ?

– Нет. Моя фамилия Басаргин. Зовут меня Александр Игоревич. Я руководитель российского бюро Интерпола, подсектор по борьбе с терроризмом. Мы не ведем следственных действий на территории России. Мы, в соответствии со своим уставом, проводим оперативно-разыскные мероприятия и передаем материалы своей деятельности российским же следственным органам. Или другим национальным органам, если работаем в другой стране. В данном случае мы заняты в операции совместно с управлением антитеррора «Альфа», и у меня есть собственное толкование всех происшедших с вами событий, поскольку они стали составляющей частью целого дела.

– Еще не легче. Интерпол… «Альфа»… Я не террорист, не надо на меня еще это вешать.

Басаргин устал считать вздохи арестованного.

– Я не сомневаюсь в вашей осознанной непричастности к терроризму. Ваша причастность существует, но она не осознана.

– Что вы хотите этим сказать? Если можно, не так мудрено… – Он не потерял способности ухмыляться, или же эта способность возвращалась по мере перемены обстоятельств вместе с заинтересованностью.

– Что террористы использовали вас как «человека с закрытыми глазами».

– Меня никто не использовал. Я действовал осознанно и самостоятельно.

– Только не говорите этого на суде! – сказал Александр. – Иначе судья будет смотреть на вас как раз с широко раскрытыми глазами. Следствие пытается вменить вам убийство в состоянии аффекта, а вы говорите об осознанности, то есть о спланированном и подготовленном убийстве. Этим вы наскребете себе лишних пять лет заключения к сроку, что попросит прокурор. И без того уже газеты поднимают шум. Журналисты не любят, когда убивают их коллег, и склонны везде видеть заказное убийство. Хотя, в принципе, так все и было в действительности. Кольцову просто заткнули рот не потому, что он много знал, а потому, что он уже все сказал, что ему сказать следовало, и было не желательно, чтобы это же слышали другие. Только в данном случае затыкала рот не власть, а противоположная сторона, оппонент власти, так сказать…

– Я не понимаю вас, – Шакиров помотал головой, словно сгоняя одурь. – Объясните…

– Я надеюсь, что вы сможете быть полезны нам, тогда и мы в свою очередь можем быть полезны вам.

– Я тоже на это надеюсь, потому что сам чувствую и осознаю свою вину, и только мне за нее отвечать. Но вы говорите о другом, как я понимаю, а о чем другом, до меня не доходит. Чем я могу быть вам полезен? Объясните…

Александр тоже вздохнул, не менее тяжело, чем Шакиров. Пришлось еще раз объяснять ситуацию.

– В двух словах дело обстоит так. Кольцова должны были убить люди, причастные к терроризму. Я не буду вам объяснять, что это за люди, потому что это не касается лично вас. Возможно, если будет необходимость, я объясню. Но сейчас вы должны понять только одно: Кольцова хотели убить. И вас выбрали орудием этого убийства. То есть вас планомерно и интенсивно, вероятно, в течение месяца или двух месяцев вовлекали в иллюзию ревнивой истерии. Я предполагаю даже, что сам Юрий Кольцов ни сном, ни духом не подозревал о причинах такого к нему отношения с вашей стороны.

– Я сомневаюсь в этом. Я прекрасно знаю, что он не давал моей жене прохода. По крайней мере, некоторое время назад. Она даже сама жаловалась мне.

– Вот как? – Басаргин переглянулся с Леоновым. – В протоколах допросов об этом нет ни слова.

– Неужели вы не понимаете… Мужчине сложно говорить о причинах своей ревности. Настоящий мужчина вообще не покажет свою ревность никому, кроме жены. Это ей он может что-то высказать. Стыдно быть обманутым мужем. Перед людьми стыдно.

– Хорошо, что вы сказали это сейчас. Это очень важный момент. Странно только, что сама Алина Шагалеевна ничего об этом нам не сообщила. Но продолжайте.

– Что продолжать? Пару месяцев назад два или три раза она откровенно говорила мне, какие знаки внимания выказывает ей ее заведующий отделом. Причем, у всех на глазах. С одной стороны, это каждому мужчине приятно, когда его жену оценивают по достоинству. Красивая женщина должна нравиться и должна стремиться к тому, чтобы нравиться. Но только до определенных пределов. Потому в те первые случаи я и отнесся к этому относительно спокойно. Потом она говорить перестала. Я даже сам однажды спросил об этом. Она просто отмахнулась. Дескать, отстал. Но сделала это как-то суетливо, нечестно. Мужчина же всегда чувствует, когда женщина говорит нечестно. Она при этом или старается в глаза не смотреть, или, наоборот, чтобы честной выглядеть, более старательно в глаза смотрит, как Алина. Тогда у меня и зародились подозрения. А потом этот случай, когда они день рождения праздновали и я приехал встретить. Это должно быть в протоколе. Прочитайте. Мне неприятно об этом вспоминать…