Сергей Самаров - Кодекс разведчика

А запись эта… В записной книжке… Она совсем другой ручкой сделана. Последние записи все – той ручкой с золотым пером, что Аркадию Ильичу на юбилей подарили. Чернильная ручка, дорогая. А предыдущие записи сделаны обыкновенной, шариковой… Тоже дорогой… Он любит дорогие ручки… Но не чернильной…

Так день проходил, медленно, вяло, без чувства времени… Чувство времени пропадает, когда не ждешь какого-то определенного часа, всегда пропадает, это я знаю… Когда Аркадий Ильич меня обедать позвал, я из комнаты вышла, за стенку придерживаясь, потому что ноги меня носили неуверенно, посидела на кухне перед тарелкой, но даже ложку в руки не взяла.

– Тебе обязательно нужно поесть, обязательно… – настаивал Аркадий Ильич.

Он умеет говорить голосом, внушающим строгую обязательность. Но сейчас на меня это не подействовало. Даже протест вызвало.

Пусть и обязательно, хотя это вовсе не обязательно, а если не лезет ничего, то и есть не можешь… В горле спазм комом стоит. Проглотить кусочек – невозможно… И не понимать этого он не может… Он же тоже переживает… Не так, как я… Как я, ему не дано переживать… Он по-своему переживает… Тем не менее ест и не поперхнется…

– Не могу, – сказала я и, не дожидаясь дальнейших умных и нудных уговоров, ушла к себе в комнату. Уговоры всегда бывают нудными, особенно если выглядят умными, и сильно утомляют. А я и без того сил не имею, и совсем утомляться не могу… Уже некуда мне дальше утомляться…

Но он заботливый… Чай мне в комнату принес. Заварил специально тот, который я люблю. Зеленый, с цветочными добавками. Мне его мама из Москвы привезла. Шарики какие-то, а не обычные сухие лепестки. На конфетку похоже… Но чай вкусный, и мы с мамой его пить любили… Она, правда, для себя другой привезла, без цветов, а мне с цветами… Но у нее тоже чай был шариками… На чашку кладется один шарик…

Господи, о чем я думаю…

– Ну, хотя бы чай попей… Может, бутерброд тебе сделать?

Были бы силы, я бы руки вперед выставила:

– Не надо бутерброд… Чай я попью. Спасибо…

Он посмотрел на меня жалко и затравленно. Он никогда не умел со мной общаться. Наверное, потому, что я его всегда мысленно с папой сравнивала. И общалась со мной мама. И сейчас, хотя он и старается быть авторитетным, у него это не получается. На меня его авторитет не действует. Но авторитет весь у него только в голосе остался. А глаза жалкие… Наверное, как и у меня…

К зеркалу я не подходила… Со вчерашнего вечера себя не видела… Но глаза обязательно должны быть жалкими… Самыми несчастными должны быть… И у Аркадия Ильича тоже…

Самой стало неприятно, что так отвечаю на его заботу. Но мне сейчас любая забота, как и сочувствие, в тягость казались, в насилие. Потому что я видела и чувствовала, что никто не может воспринимать случившееся так же остро, как я. Никто… Ни Аркадий Ильич, ни другие… Потому что это не их мама… У них свои мамы, и их потерю они могут по-своему воспринимать. А свою маму потеряла именно я. И не верится ни в какие слова, ни в чьи слова…

Мне наш шеф, Леонид Петрович, когда утром позвонил, сказал, что он тоже год назад маму похоронил… И что это естественно, когда дети хоронят родителей, неестественно, когда родители своих детей хоронят… Глупость, одним словом, ляпнул, и сам, наверное, это почувствовал… Он, я помню, свою маму хоронил из больницы… Она там несколько месяцев лежала, и он был готов к похоронам заранее. Медленно готовился…

А я готовилась с мамой поехать на встречу с папой…

Чуть-чуть задержалась… На пару минут… И мамы не стало…

И никто, кроме меня, не в состоянии понять всей глубины пропасти под названием никогда… Никто не в состоянии понять, что я все еще продолжаю в ужасе туда падать, и не вижу дна, не знаю, когда дна достигну и разобьюсь…

Не вижу, хотя так стремлюсь вниз… Ой, скорее бы…

Аркадий Ильич так и стоял рядом, поставив чашку с чаем на деревянный подлокотник моего кресла. А я руки на колени положила и поднять не могла, чтобы чашку взять. Заставить себя не могла руки поднять… Все время думалось о том, что я вот здесь осталась, я могу чай пить, а мама уже не может…

Мама уже не сможет никогда…

Вспомнилось, как мы с ней вечером пили чай, сидя на кухне. Не каждый день, но иногда, а бывали времена, когда и часто… Аркадий Ильич в большой комнате телевизор смотрел, он очень любит смотреть телевизор, и мама чай ему туда относила. Она ему тоже чайные шарики привезла, только совсем другие, не такие, как себе, и не такие, как мне… А мы с ней на кухне пили, без телевизора, в душевном спокойствии. Почти не разговаривая, при слабом свете декоративного бра. Но при этом свете на кухне было так уютно, и чай казался таким вкусным…