Сергей Самаров - Один шанс есть

Лестница скрипела так сильно, что Анатолий начал опасаться, не перебудит ли она всех в селе. Раньше никогда не замечал скрипа лестницы. Или тогда он поднимался по лестнице один, и такого скрипа не было... Мать семейства шла первой, обняв сложенное одеяло, которое доставило ей в эту ночь, как показывал ее внешний вид, столько удовольствия. Она и скрипучий люк сама поднимала, и даже руку Анатолию подала, помогая выбраться, хотя он сам в такой помощи вовсе не нуждался. Похоже, женщина не знала, как угодить, чтобы выразить свою благодарность.

Дверь в сарай оставалась распахнутой. Небо над селом уже стало серым, что говорило об уже начавшемся рассвете, хотя солнце еще и не вышло из-за хребта. Но здесь в это время года оно поздно выходит. Мать семейства вышла за дверь и только там остановилась, обернулась. Лицо ее выглядело старым, но глаза светились молодо и радостно.

– Поцелуй меня... – попросила с надеждой.

И Анатолий вынужденно обнял ее вместе с прижатым к груди одеялом, так удачно разделяющим два тела, и, пересиливая себя, поцеловал. Губы женщины, сухие, шершавые, потрескавшиеся, огнем горели. Она была счастлива.

– Ты навсегда с нами останешься, – сказала она решительно. – Я не разрешу Вахе тебя отдать. Ты останешься... Со мной...

Это Анатолия волновало мало. Пусть ее решение остается при ней. У него есть свое решение, которое он постарается осуществить уже сегодня...

Он поднял глаза над ее плечом и сразу увидел, как из окна кухни смотрит на них одна из дочерей женщины. Дочери казались Анатолию не такими опасными, как сыновья. По крайней мере, они находились под влиянием матери, а не старшего брата. Но все же это был удобный повод побыстрее отправить женщину домой.

– Там твоя дочь смотрит... Она Вахе расскажет...

Пленник даже не попросил, чтобы она с дочерью поговорила. Это словно бы само собой подразумевалось. Мать семейства испуганно оглянулась, поджала одеяло сильнее к груди и поспешила в дом. И только с крыльца обернулась и улыбнулась пленнику. Ее кратковременное счастье не могло переломить никакое беспокойство...

Анатолий добрался до постели. Только устроился, только веки сомкнул, как сразу уснул, как в колодец провалился. И проснулся от ощущения беды. Было противно от всего того, что произошло ночью. Мать семейства вовсе не была похожа на женщину его мечты. Но ощущение беды пожаловало вовсе не из-за этого, как показалось Анатолию. И только через несколько минут он догадался, отчего пришло беспокойство.

Во дворе уже гулял день... А его никто не вывел на работу, которая виделась пленнику путем к свободе. По крайней мере, этапом на пути к свободе...

Его должны были разбудить намного раньше и отвести на другой конец села на стройку. Но никто не будил его, никто не подгонял затрещинами. Более того, даже привычные лепешку и воду на завтрак ему не приносили. Может быть, мать семейства сама спала, а дочери о завтраке не подумали. Может быть, случилось что-то.

Анатолий вспомнил, как он провожал мать семейства. Люк над головой он опускал сам. И сейчас быстро поднялся по лестнице, проверил – люк закрыт на замок. Значит, кто-то из дома выходил и закрыл люк, пока он спал. Люк иногда оставляли открытым. И какая была необходимость закрывать его утром? Необходимость могла быть только одна – не выпустить пленника из подвала до того как... До чего? Вывод напрашивался сам собой – до приезда Вахи...

Во дворе слышались шаги. По шагам Анатолий определил, что там ходят двое из троих младших братьев. Потом и голоса послышались. Короткие фразы, и достаточно невеселые. Похоже, что мальчишки уже все знают...

Куда Ваха уехал? Он обещал заглянуть на обратном пути. Когда он вернется? Скорее бы уж... Пусть что-то произойдет, лишь бы скорее, потому что ждать и гадать о будущем – это неприятно и мучительно...

Даже в подвале было слышно, как гудит двигатель «уазика» Вахи. Машина, как всегда, остановилась за забором. Ваху встречали, судя по голосам, все, кроме матери семейства. Впечатление такое складывалось, что она сама находится под домашним арестом, хотя с трудом верилось, что младшие братья Вахи могли так жестко поступить с матерью. Во дворе разговаривали громко, не проходя в дом. Почти кричали...

Потом все стихло. Только тяжелые шаги слышались. Ваха вошел в сарай. Постоял некоторое время. Потом зло стукнул каблуком в крышку люка, как печать поставил. Сидя внизу рядом с лестницей, Анатолий почувствовал приникающую через люк холодную злобу. Не истеричную, как у младших братьев, а ледяную, обжигающую, молчаливую. Ваха переживал унижение и оскорбление. И оставить этого без последствий не мог. Но люк он все же не открыл. Ушел, кажется, в дом.