Сергей Самаров - Операция «Антитеррор»

– Наконец-то... – Муса проснулся, как настоящий волк, с ясной головой и с ощущением, что проспал он долго и приемному сыну давно пора уже было вернуться. – Умар, открой дверь.

Умар и без команды уже шел открывать.

– Здравствуй, Умар... – раздался из коридора низкий голос Гавроша.

Значит, Джабраил застал ее в лагере. Как и договаривались, в этом случае он должен привезти ее. Хотя лучше было бы сначала разведать обстановку у Али.

– Заходи, – мрачно встретил Умар гостью.

Она вошла. Все в том же неизменном спортивном костюме. Он, конечно, придает мужественность, но все равно было в ней больше от женщины, чем от боевого командира. Это Мусу раздражало, хотя он и понимал, что здесь, в середине России, не может Гаврош ходить в камуфлированной форме и с «винторезом».

Глаза гостьи смотрели строго и с грустью. Муса сразу понял, что пришла она не с добрыми вестями. Впрочем, разве могут быть такие вести добрыми – ей же предстоит рассказывать то, что вчера вечером Джабраил уже рассказал. Гаврош приняла правильное решение, об этом не могло быть спора, но после такого решения на душе все равно остается боль. Своих добивать всегда трудно.

– А где Джабраил? – спросил Муса.

Она вздохнула и прошла к стулу, но садиться не стала. И тут только Муса заметил, что Гаврош даже не разулась. Не разувшись пройти в чужой дом – это значит обидеть хозяина. Так входят только солдаты в дом противника. Этот восточный обычай общеизвестен. И он не сомневался, что она его знает. Кроме того, Муса не сомневался, что Гаврош не решилась бы оскорбить его. Убить – да. Убить она может. Но не оскорбить. И вчера она держала снайпера в соседнем доме. В квартире или на чердаке, это значения не имеет, но Исмаил сидел в засаде со снайперской винтовкой, из которой потом добивал Руслана. Сейчас еще не пришло время убивать Мусу. Значит, остается только одно – случилось что-то совершенно выходящее за рамки повседневности. Случилось что-то более серьезное, чем вчерашнее происшествие с Русланом.

– Где Джабраил? – повторил он, почему-то замирая.

– Убили Джабраила...

Он даже не захотел в первую минуту спрашивать, как это произошло. Он, мужчина, всегда гордившийся тем, что он мужчина, захотел вдруг завыть по-женски, захотел вырвать волосы на голове. Такого ощущения безвозвратной потери не было даже тогда, когда Муса хоронил четыре года назад сыновей. Показалось вдруг, что остановилась жизнь. И ему уже совсем незачем жить. Не стало смысла в сегодняшнем, в завтрашнем дне. Наверное, потому, что Джабраил был прочно связан в сознании Мусы с делом, которым оба занимались. И оно было делом его жизни. И больше всех ценил дело Мусы именно Джабраил.

Но это длилось не долго. Стариковская рука протянулась, взяла костыль, и Муса встал, шагнул к Гаврошу чуть не угрожающе:

– Как это случилось? Кто убил его?

Гаврош начала рассказывать. От этого рассказа стало чуть легче. Джабраил погиб в бою. Он принял хорошую смерть. Так и должен умирать солдат. И за себя постоять сумел.

– А Али?

– Али поплутал по улицам, а потом через лес добрался до лагеря. И оттуда позвонил мне. У него прострелено легкое. В лагерь он пришел уже еле живой. Ему нужен врач. Среди твоих друзей есть врачи?

– Ты живешь давно в этом городе. Тебе легче найти... – Муса хотел сбросить эту лишнюю заботу со своих и без того придавленных плеч, не до того ему было.

– Я живу в этом городе совсем на другом положении. Я знакома совсем с другими людьми. Среди моих знакомых нет врачей, на которых я могу положиться, как ты мог положиться на Джабраила.

Он понял. И тут же протянул отяжелевшую руку. Умар вложил в ладонь трубку сотовика. Муса набрал номер и попросил Ваху.

– Здравствуй, друг. Ты узнаешь меня? Да-да... Я понимаю... Только извини, у меня очень срочное дело. Ты не можешь отложить свое мероприятие и ко мне приехать? Прямо сейчас. И еще скажи, у тебя нет знакомого врача-хирурга? Хорошего друга, которому веришь, как мне. Мне нужен свой человек. Понимаешь? Я же инвалид. У меня всегда бывают беды. Привези хирурга с собой. Только пусть он подождет тебя сначала в машине.

Гаврош только сейчас села. До этого, разговаривая со стариком, она держалась за спинку стула.

– Муса, твой сын погиб, как подобает солдату. Ты можешь им гордиться. И я горжусь, что была с ним знакома... Гордиться есть чем... И все мои люди – оставшиеся – тоже гордятся им...

Она назвала Джабраила его сыном. У Мусы даже слеза по щеке скатилась, и это помогло ему жестче взять себя в руки, зажаться и подавить боль утраты. Но она эту слезу не видела, потому что он стоял у окна и смотрел на улицу.