Сергей Самаров - Операция “Зомби”

И уже когда они выходили, уже когда последние двое, стремясь быстрее пересечь порог, столкнулись в дверях и не желали уступать один другому очередь, чтобы не остаться в комнате единственным и последним, я понял, что не просто управляю ими. Они меня боятся. Меня и Виталика Пулатова. Да, они именно боятся и просто счастливы, что я поставил им такие условия. Мужское самолюбие силы толпы очень стремилось и потому нашло лазейку, позволяющую с незаметным со стороны уроном для своей чести отступить. Но это была только половина момента, определяющая его суть, если даже не значительно меньшая его часть.

Самое главное было в том, что я уловил некоторое сходство в своих ощущениях нынешнего положения и того, что случилось в тире, когда я стрелял так, как стрелять не умею и как вообще стрелять невозможно. Тогда что-то во мне говорило: я должен это сделать. Вернее, это не так – ничто не говорило ничего, потому что невозможно передать словами ощущение, которое длится только долю секунды и проявляет себя, не требуя внутреннего сосредоточения. Просто происходит толчок, и ты делаешь, зная, что легко это сделаешь – походя, словно мигаешь... Сейчас то же самое произошло. Я походя пожелал воздействовать своей волей на толпу. Властно, мощно протранслировал собственное желание. И толпа подчинилась. Я почувствовал это, я почувствовал, что толпа подчинилась не моим угрозам и увещеваниям, хотя в какой-то мере и им тоже, а именно моему сильнейшему желанию.

Более того. Я начал улавливать некие движения вокруг себя. Совсем не телесные – я был уверен, не оглядываясь, – движения. Что это было, сказать трудно. Но неведомые силы наполнили комнату своими потоками так мощно, что появилась боль в голове. А это для меня всегда чревато. Я взял с собой, конечно, лекарство, заранее зная, что дома окажусь нескоро. Но оно от боли полностью не освободит и не даст бодрости телу, когда эта бодрость нужна. А потоки властвовали в воздухе. Противоположные, мешающие друг другу, переплетающиеся, как две змеи, вступившие в схватку, но – властвовали они вместе с тем, что шло от меня. От меня самого шел точно такой же мощный поток. И вдруг я догадался или даже осознал, что это такое странное вокруг происходит...

Толпа охранников уже в коридоре.

Я взял со стола ключ и спокойно закрыл дверь. Крепкая дверь. Ногой такую не вышибешь ни с той, ни с другой стороны. Рамка из металлического уголка по двери и по косякам, шесть цилиндрических язычков замка. Мы отгородились от опасного возбужденного соседства. Хотя бы на время отгородились. Положение изменилось. Только непонятно, в лучшую или в худшую сторону. Раньше нас закрывали, теперь мы закрылись. Ничего принципиально не изменилось, кроме появления заложника.

Заложник... Глубокоуважаемый дедок-профессор... К нему я и повернулся:

– Ну что?

– Что? – переспросил он, уже не изображая из себя добренького, всепонимающего дедка. И стало понятно, что он гораздо моложе, чем показался вначале, гораздо сильнее и, конечно, опаснее. И голос стал совсем иным – вызывающим, озлобленным, хотя и не испуганным. Перед нами была обыкновенная крыса, затравленная, загнанная в угол и не имеющая возможности сопротивляться. Даже оскал при произнесении простейших звуков появился крысиный. А он надеялся, что сможет сопротивляться. Он очень надеялся на это...

Только на что именно он надеялся?

– Не получилось? – Я смотрел ему прямо в глаза, придавливая тяжестью своей мысли, своего знания и проникновения. Прорвавшись раз, чтобы воздействовать на толпу охранников, мысль теперь силу набирала и набирала, стала самоподпитывающейся величиной.

– Про что ты, сынок?

– Я видел, как ты стремился и их остановить, и Пулатова заставлял руки разжать. Но не хватило у тебя сил на две задачи. И вообще ты рывками действовал, истерично. Метался...

– Видел?

– Видел.

– Ты видел? Или ты так думаешь?

– Я видел.

У дедка вдруг округлились глаза. И что-то в них произошло, взгляд трансформировался из только что испуганного и озлобленного в удивленный и восхищенный, страстный и заинтересованный.

– Что ты, сынок, видел? Как ты, сынок, видел? Не обманывай старика. Невозможно увидеть торсионные поля ...

– Если можно увидеть при желании Елисейские Поля, почему же нельзя увидеть торсионные? – спросил я, совершенно не понимая, что имеет в виду дедок-профессор, но смутно догадываясь, что разговор идет о тех силах, которые только что куролесили вокруг моей головы. Он понял меня дословно. Я же видел их не глазами, я ощущал их присутствие.