Сергей Самаров - Закон ответного удара

– И теперь?…

– И теперь нам надо менять статус. Переходим на нелегальное положение.

– А ты не думаешь, что нас совсем разгонят?

– Могут… Если демократишки и правозащитнички про нас, не дай бог, узнают, то тут такое начнется… А наши правители в коленках пока слабы – слишком боятся шума, чтобы честно поставить тех на место. Могут теперь нас и разогнать, и даже под суд отдать. И подстрелить из-за угла, потому что слишком много знаем. Но не сразу. Слишком мы еще нужны. И пока нам надо перейти на нелегальное положение и доделать все свои дела.

…А дела эти были уже в такой стадии, что время подошло приступать к ним вплотную. Агентурные сведения классифицированы, район действий определен. Распределены роли между участниками операции. Состав накануне усилен еще восьмерыми спецназовцами.

Но выезжать на место на машинах, номера которых могут быть известны боевикам, – это значит поставить выполнение задания под угрозу. Кордебалет в мыле бегал, но номера и документы сменил без обычной российской волокиты. Причем сменил военные номера на гражданские, местные. Пачка с долларами – «НЗ» группы – заметно похудела.

Выехал сначал один Сохно. На разведку. Вернувшись утром, мрачно посмотрел на ожидающих его рассказа товарищей, пнул в сердцах табуретку и нервно заходил по комнате из конца в конец.

– Хреновое это дело…

– Понятно, что хреновое. А конкретнее… – попросил Кордебалет.

– Конкретнее – еще хреновее! Там на дороге даже в комендантский час движение не прекращается. И едут, и едут, и едут. Куда и кто – не поймешь. Кто там боевик, кто мирный житель, кто вообще наш человек? Скажите мне, пожалуйста… Не остановишь же их и не спросишь пропуск. А если своего завалишь? Тут уж тебя начальство сразу сдаст, и так они в мокрых штанах ходят, а при случае все на тебя свалят. Будь готов. Да и сам себе потом не простишь. Если своего…

– А общая обстановка как?

– Да какая там обстановка… Все равно что на площади Минутка засаду устраивать, здесь, в центре Грозного…

Сохно присел на корточки рядом со столом. То ли кресло не внушало ему доверия, то ли он привык за последнее время больше пользоваться помещениями, в которых присесть было не на что. Выпитое сказалось на его лице – покраснели лоб и нос, глаза воспалились, но какое-то внутреннее чувство вытеснило из него последствия алкоголя и будоражило сознание воспоминаниями, как угли в костре палкой перемешивало, не позволяя костру погаснуть.

И воспоминания эти были, похоже, более глубокими, чем вчерашний или даже месячной давности день. Они на генном уровне охватывали то, что было заложено в первое сознание, охватывало первые поступки и принципы, сравнивало их с настоящим, которое дурным сном казалось, и терялось в поисках несуществующей истины. Потому что, куда Сохно ни пытался тыкнуться покрасневшим своим носом, у каждого истина была своя, и все прежние его понятия зачастую не годились в современной жизни. Он всегда хотел служить делу, а сейчас не знал, куда приложить свои силы и умения, потому что служба стала совсем не такая и она не давала, как раньше, однозначных ответов на возникающие ежеминутно вопросы.

То есть она осталась службой, но теперь служить приходилось не стране, а кому-то скрытому за невидимым занавесом, бороться за чьи-то корыстные интересы, помогать кому-то наживаться, прикрываясь именем страны и ее благополучием, хотя в действительности именно неблагополучие и создавая.

В бою шальная пуля – прицельно никто почти не стрелял в подступившей темноте – оцарапала Игорю бедро. Он почувствовал это, только когда все кончилось.

Выставили у входа в расщелину пост. Свободные собрались вместе рядом с водопадом. Мелкие водяные капли наполняли воздух, и дышалось от этого легче. Игорь занялся перевязкой. Оказалось, что ранен еще и Краснов. Ему пуля угодила под ключицу и прошла навылет, каким-то чудом не задев легкое. Так показалось по крайней мере.

– «На ножи» ходить как-то спокойнее… – сказал Сохно. – Там, главное, выстрелить в себя не дай…

С ним согласились, но здесь, на открытом месте, возможности такого боя у спецназовцев не было, и все понимали, что эта фраза звучит простым утешением для раненых.

– А где Тан? – спросил вдруг Согрин.

Тана в кругу не оказалось. Кричать, тем более после интенсивной стрельбы, привлекать снова чье-то внимание, показалось лишним.

– Посмотрите?

– Да сейчас я… – сказал Сохно. – Пойду сниму. Сверху спуститься не может без моих плеч. Ростом не вышел.