Андрей Негривода - Огненный торнадо

– Хорошо, Али. Возвращайся к деду и не беспокойся – мы отомстим! – И уже вдогонку хрупкой мальчишеской фигурке: – Береги Джабраила, Али, береги его, старого разведчика…

Они обложили Домы, словно берлогу. Под наблюдением были все мало-мальски пригодные тропы, тропки и тропинки. И Андрей был вознагражден за свое терпение – тридцатого декабря Мусса вернулся в аул…

…Ваше благородие, госпожа Удача,

Для кого ты добрая, а кому иначе.

Девять граммов в сердце, постой, не зови – Не везет мне в смерти, повезет в любви…

«А от тебя, мразь, удача, считай, уже отвернулась! Теперь из этого логова ты уйдешь со мной. Или не уйдет никто! Хватит, стрекозел, небо коптить, побегал по горам и будет…» – Андрей рассматривал в мощную оптику бинокля бородатую и гордую собой цель своего рейда.

– Хозяин в доме, – услышал он в наушнике голос Медведя.

– Вижу. Теперь внимание!

К вечеру обнаружили те тропы, по которым из аула боевики уходили на свои черные дела, и Филин снял невидимую осаду аула.

В половине третьего ночи он вышел на связь со штабом:

– Гнездо, ответь Сове.

– Гнездо на связи.

– Гнездо, сообщите родне в Кривом Базаре и Шуше, к ним идут «гости», три «компании» по десять «пьяниц». Хотят поздравить.

– Принял, Сова. Спасибо!

– Конец связи. – Андрей отдал микрофон Бульбе. – Вот и ладненько… Игорь.

Медведь подошел к Андрею.

– Значит, так. Я «сапогам» не верю.

– Да и я что-то…

– Работаем сами. Завтра в ночь. Думаю, на Новый год эта падла нас не ждет.

– Хочешь как год назад сработать?

– А почему нет? Мусса, по всему видно, расслабился здесь – уверен, что его не найдут. На Новый год будет гулять – сто процентов. Да и орлы его тоже. Перепьются и будут дрыхнуть, а мы пока красавца аккуратненько выдернем.

– Перепьются, говоришь? – Игорь с сомнением смотрел на Филина. – А как же Коран?

– Коран, Игорек, запрещает пить вино! Но ни про водку, ни про коньяк там ничего не сказано, не было их еще тогда! Так, Бай?

– Так, командир, – улыбнулся Алишер. – Откуда знаешь?..

– Напьются, не сомневайся. Да еще и дури обкурятся. До обеда не воинство, а полная срань будет, а мы к тому времени будем иметь фору часов в шесть-семь. Оторвемся!

– Ладно, уговорил. Пока что ты еще ни разу не ошибался…

Тридцать первого декабря в десять вечера группа заняла позиции в ожидании приказа о штурме. «Мусаевцы», как, не сговариваясь между собой, стали ребята называть боевиков, гуляли бурно – горланили песни, плясали и выпускали из своих автоматов в небо по целому рожку. Но вконец обессиленные всеми этими проявлениями своей джигитности, а еще ужравшись водки до самых ушей, скоро стали увядать и расползаться по домам.

Вскоре на Домы упала пьяная, послепраздничная тишина с храпом и матом во сне.

В три ночи Филин решил начать:

– Всем. Работаем.

Здесь, как и в Мадагизе, не было собак, что значительно упрощало работу. То ли не любил Мусса собак, то ли просто боялся… Двухэтажный добротный дом Шукюрова за высоким каменным дувалом взяли в плотное кольцо и приступили к штурму. Вверх одновременно полетело несколько репшнуров со стальными кошками на конце, и уже через несколько секунд по ним стали взбираться «совы». На широких каменных площадках, наверху дувалов остались четверо – боевое охранение. Остальные же скользнули во двор и методично стали проверять все дворовые постройки.

– Один гаврик, – доложил Брат, – уже «спит».

– И мой готов, – сказал Мулла.

Прошло еще несколько минут, и Филину доложили, что больше охраны нет. Чисто!

Медведь толкнул Андрея и показал на крышу. Там поблескивала в лунном свете тарелка антенны спутникового телевидения.

«Комфорт любит, сука!..»

В дом входили вчетвером: Филин, Медведь, Бандера и Тюлень. Первый этаж был пуст. Широкая лестница, укрытая роскошным алым ковром, уводила наверх. И оттуда доносилась негромко играющая музыка. Пошли. В конце коридора была настежь открыта торцевая дверь, и мягкий красный свет лился наружу. От лестницы до двери было метров семь-восемь, и пока ребята по стеночкам преодолевали эти метры, они наблюдали весьма оригинальную картину.

На широком «аэродроме» кровати стояли две белокурые девки в позе «оленя, пьющего воду из ручья». Из одежды на них были только остроносые сапоги с высоченными каблуками. Пользуясь незащищенностью «тылов» этих блондинок, к одной из них пристроился Мусса и уже делал возвратно-поступательные движения. Одной рукой он делал гинекологические изыскания у второй блондинки, а второй держал трубку кальяна и попыхивал, пуская клубы дыма в такт движениям своего волосатого таза. Играла какая-то ненавязчивая музычка, а на экране телевизора прыгали «Том и Джерри», на которых и пялился Мусса. В общем, что и сказать, такой несуразности одновременно производимых действий даже представить себе трудно.