Дмитрий Черкасов - Парижский десант Посейдона

– Это не ваше дело решать, что составляет тайну, а что нет! Исповедь Кауфмана слышал весь ваш отряд! Это ЧП, это беспрецедентная ситуация!

«Слава Богу, что слышал весь отряд, – подумал Маэстро. – Если бы слышал я один, было бы куда проще... а целую группу хрен ликвидируешь. Что же ты так разволновался, старый козел? Неужели ты с ними повязан? Но зачем тогда довел дело до силового задержания? Почему не предупредил Кауфмана – не убрал его, в конце концов? Почему вообще затеял это дело?»

Клюнтин неожиданно успокоился.

До сих пор он бегал по кабинету, теперь уселся за стол и спросил индифферентным голосом:

– О чем еще рассказал вам Мещеряков?

Вот в этом месте Маэстро и обнаружил, что вспотел.

– Полная запись передана в Управление, товарищ генерал-майор, – командир говорил чистую правду.

Клюнтин, однако, думал иначе.

– О чем еще рассказал задержанный? – повторил он тем же ровным, почти благожелательным тоном.

– Я могу лишь повторить то, что сказал.

– А я могу применить к вам те же меры воздействия, которые вы применили к Мещерякову.

– Это не более законно, чем «разглашение» мной государственной тайны, – парировал Маэстро. – Я подам рапорт, товарищ генерал-майор.

Клюнтин отреагировал мгновенно и предсказуемо:

– Ваша группа отстраняется от операции. Кроме того, будет проведено специальное расследование в связи с недопустимыми действиями в отношении задержанного.

– Какие же это действия? – не сдержался Маэстро. – И за что нас отстранять? Мы вышли на след Гладилина, он в Париже...

– На плас Пигаль захотелось? – недобро подмигнул генерал-майор. – Это уже не ваша забота. А действия... с ними все ясно, и я удивлен вашей непонятливостью. Речь идет о действиях, повлекших за собой смерть подследственного.

– Я вас не понимаю, – после недолгой паузы ответил Маэстро.

Он был готов поклясться, что различил в голосе Клюнтина торжество.

– Максимилиан Кауфман скончался сегодня утром в тюремной больнице, предположительно – от побоев, нанесенных вашими громилами. Можете идти. На всякий случай предупреждаю, что члены вашего отряда в данный момент изолированы и ждут аналогичной беседы. Не тратьте времени и сил на инструктаж.

Взвизгнули шины, «Шевроле» занесло на повороте. Розенштейн гнал машину не хуже лихого гонщика с престижного авторалли, едва ли не высекая из асфальта искры. Он очень спешил; какое-то время ушло на то, чтобы завести мотор, – ключа, естественно, не было, пришлось выдирать и замыкать провода. Доктор Валентино, лежавший на полу позади, дернулся и протяжно замычал.

– Потерпите немного, герр Баутце, – бросил Герхард через плечо.

Он не знал Валентино в лицо, и в спешке у него не возникло никаких сомнений насчет личности спасаемого. Розенштейн говорил по-немецки, Гладилин не понял ни слова. Мычание повторилось, на сей раз куда настойчивее.

Одной рукой удерживая рулевое колесо, другой Розенштейн нащелкивал номер Лютера. Лютер не выходил на связь, и акустик в сердцах отшвырнул телефон. Паника сходила на нет, к нему возвращалась способность рассуждать здраво. Без санкции руководства отправляться на ту или иную конспиративную квартиру было небезопасно – зачистка могла быть проведена не только в особняке на набережной Анатоля Франса.

Он сбавил скорость, свернул в кривую и узкую улочку, припарковался у старинного дома с темными окнами. Какое-то время сидел, решая, что делать дальше.

Мычание возобновилось.

– Минуточку, герр Баутце.

Герхард вышел из машины, отворил заднюю дверцу, сел на заднее сиденье и подался к капитану:

– Будет немного неприятно...

Он аккуратно подцепил скотч, которым был залеплен рот доктора, потянул.

– Я слушаю вас, можете говорить спокойно. Мы одни. Вам плохо?

Но и спокойно доктор не сумел вымолвить ни слова. Он яростно хватал ртом воздух, из горла вырывались шипение и свист.

Розенштейну стало не по себе.

Будучи полукровкой, он и так ощущал себя среди нацистов паршивой овцой, а уж о том, как поступал с ему подобными герр Валентино, был наслышан очень неплохо. Ему отчаянно хотелось понравиться доктору и заслужить доверие, которое наверняка пошатнулось после захвата особняка. Если Валентино по каким-то причинам лишился голоса или вообще дара речи, то поди угадай, чего ему нужно. А между тем старики капризны. Придется напрягать воображение; если доктор останется недоволен – ему будет достаточно всего лишь пошевелить пальцем, чтобы с Розенштейном было покончено...