Дмитрий Черкасов - «Сирены» атакуют

К вечеру в палату наведался сильно выпивший фон Троттнов.

В расстегнутом кителе, в сбитой на затылок фуражке, он остановился в дверях и мутным взором уставился на пациентов. Примерно половина из них корчилась в судорогах. Подоспевший Валентино горестно посетовал на невозможность лабораторных исследований.

– Анализов, – пояснил он в ответ на недоуменный взгляд коменданта.

Тот осклабился:

– Не открыть ли для них госпиталь?

Доктор Баутце рассмеялся дробным смешком.

Научное исследование, безусловно, требовало лабораторных данных. Но руководство не требовало подобных тонкостей. Оно подходило к делу, так сказать, феноменологически. Выжил – вот и есть результат; сдох – то же самое. Валентино справедливо полагал, что если в анализах и возникнет необходимость, то лишь позднее, когда будут выявлены самые стойкие.

Он, правда, был убежден, что даже самые стойкие вряд ли доживут до анализов. В лучшем случае, они просто продержатся дольше других.

Пошатываясь, комендант направился к больным. В руке у него была наполовину опорожненная бутылка шнапса.

– Осторожнее, герр комендант. – Валентино предупреждающе выставил ладонь. – Это заразно...

– Ничего страшного... сейчас я устрою им дезинфекцию...

Фон Троттнов поочередно останавливался у каждой койки и поливал детей спиртным, избегая при этом до них дотрагиваться. Иногда ему везло, и он ухитрялся попасть в распахнутые, кричащие рты.

Валентино не препятствовал этой приятной забаве. Он не видел, чем она может помешать опыту.

– Нельзя ли велеть им сплясать? – осведомился комендант и радостно заржал.

Ему представилась уморительная картина. Немцы любят потанцевать, а новейшая идеология, она же культура, приучила их веселиться при виде разного рода подневольных танцев. Когда изнемогающие от желудочного расстройства заморыши заковыляют гуськом, приплясывая, это будет забавное зрелище.

Валентино ответил отказом.

– Никак нельзя, герр комендант. Они сдохнут от физического напряжения, а должны – от болезни. В Берлине нас не поймут.

– В Берлине никто не узнает!

– Вы в этом уверены?

Фон Троттнов уже позабыл о своих танцевальных фантазиях. Он вдруг схватился за лицо, нагнулся, и шнапс хлынул из него пополам с офицерской закуской.

Валентино пришел в восторг:

– Герр комендант! Не угодно ли прилечь рядом? Отплевываясь, тот вышел из палаты, и доктор вскоре услышал, как герр комендант споткнулся на крыльце и загремел со ступенек, отчаянно сквернословя. Валентино сделал знак санитарам, и те бросились вытирать за приболевшей администрацией.

...Сережка видел происходящее, но ему не было дела ни до коменданта, ни до Валентино, ни до всего прочего. Его сотрясал озноб. В голове проносились огненные колесницы, влекомые чудовищами, и восседали в них чудовища еще худшие. Монстры надвигались на пике болей и растворялись где-то в затылке – с тем, чтобы сразу нарисоваться снова.

В скором времени начались судороги, а потом у Сережки развился эпилептический припадок. Он прикусил язык, обмочился. Валентино не сделал ни малейшей попытки прекратить приступ, он наблюдал. Распорядился лишь об одном: следить, чтобы «подопытный материал» не задохнулся.

Санитары, чтобы у мальчика не запал язык, применили надежный испытанный метод: ножом разжали Остапенко зубы, кое-как вытянули язык и прикололи булавкой к воротнику пижамы – той же робы, только до сегодняшнего дня чистой.

...Худая, как скелет, украинская девчонка с трудно произносимой фамилией Черединченко умерла первой, вскоре после полуночи.

Ее небрежно выволокли за ноги, словно окончательно уничтожая миф о личной заботе фюрера. Впрочем, этого мифа и так уже не существовало.

К утру умерли Штребко и Плужек.

У обитателей лагеря кровь стыла в жилах от криков, несшихся из епархии лагерного здравоохранителя.

...Валентино, выспавшийся и благоухающий одеколоном, провел утренний осмотр, сделал записи. Поразмыслив немного, он решил не затягивать время – койкам не след пустовать. Санаторием уже никого не обманешь, да и ни к чему это – можно было и с этими не церемониться; Валентино теперь вовсю распоясался. Среди возбудителей, присланных из центра, не было ни одного, что мог бы передаваться воздушно-капельным путем. Поэтому не было риска, что новички подцепят хворь... да хоть бы и подцепили. Ведь им ее же и привьют...

Поэтому Валентино распорядился наладить конвейер.

На место умерших немедленно укладывали новеньких – то есть уже «стареньких», каким-то чудом выживших на каторжных работах. Их сразу же начинали откармливать, «восстанавливая потенциал». Он же иммунитет.