Людвиг Гибельгаус - В небе великой империи

— Мы выполним ваши условия, как придерживались их и ранее. Надеюсь, свои вы тоже исполните.

— Разумеется — Моргунов постарался произнести это так, чтобы развеять у собеседника все сомнения. В конце-концов убивать он действительно никого не собирался, а люди на борту „Боинга“ являлись не более чем человеческим материалом для достижения его целей. Материалом, оказавшимя в неверное время в неверном месте. И не более того.

Мак Рейнолдс внимательно наблюдал за ними. Русского языка он не знал, но на столь обостренном эмоциональном фоне человеческие переживания отчетливо отражались на лицах. Никакая деталь происходящего не уходила от его взгляда и развитие событий он считал блестящим. Удивление, которое Алек испытывал было прямо противоположным тому, что угнетало Моргунова; он предполагал гораздо большие сложности с выдачей картин и в глубине души завидовал непоколебимому авторитету бывшего КГБ. Если бы он, Алек Мак Рейнолдс, пришел на какую-нибудь американскую выставку в Мадриде и потребовал передать ему просто под расписку произведения искусства стоимостью в десятки миллионов долларов, то его элементарно подняли бы на смех. Отнестись к такому заявлению серьезно ни у кого бы элементарно не хватило фантазии. „Кое в чем пропаганда „холодной войны“ не врала — странные всё же они, русские“ — подумал он и впервые пожалел, что ни разу не использовал возможность узнать этих людей поближе. А возможностей таких в своё время в ЦРУ предоставлялось множество…

Свою задачу сейчас Мак Рейнолдс видел в том, чтобы внимательно следить за развитием ситуации и в любой момент вмешаться, если это потребуется. Речь конечно не шла о том, чтобы в случае проблем с передачей картин попытаться взять их силой, тут уж не помог бы и авторитет Казанцева, десятки человек охраны изрешетили бы их пулями в течении нескольких секунд. Помочь 2 секретарю психологически давить на директора выставки он, будучи здесь „чужим“, тоже не мог, да Казанцев и без того справлялся профессионально. Но Алек понимал, что он сейчас единственный человек, на которого Сергей может духовно опереться и не споткнуться в исполнении своей миссии. Что творится в душе у 2 секретаря Мак Рейнолдс хорошо представлял, весь опыт, все каноны поведения этого человека должны противоречить его нынешним действиям и бунтовать против них. Поддержать основополагающий разум и доброту, благодаря которым Казанцев действовал именно так, как он действует сейчас — вот что являлось главным. И ловя на себе иногда его решительный, но какой-то беззащитный взгляд, Алек снова и снова убеждался в том, что оценил свою задачу правильно. „Не дать ему отступить!“

— Хоть специальный транспорт для перевозки ценностей у вас есть? Я имею ввиду бронированный лимузин или что-то в этом роде? — всё более и более скептическим голосом поинтересовался Астахов. Происходящее постепенно начинало ему казаться несколько подозрительным…

— Наша задача обеспечить полную секретность, поэтому мы используем обычный автомобиль.

„Я никогда в жизни столько не врал…“

— О какой секретности вы говорите, Сергей Иваныч?! — директор сделал отчаянный жест — это же невозможно скрыть! Вся испанская пресса…

— В условиях секретности картины должны только покинуть страну — терпеливо объяснил Казанцев и отметил, что хоть это его заявление полностью соответствует истине.

Моргунов приблизился к ним с деловым и уверенным видом, понимая, что любое другое поведение развеяло бы последние остатки директорского доверия:

— Всё готово, пора — выразительно глядя в глаза 2 секретарю, он постучал пальцем по наручным часам.

— Да, нужно поторопиться — кивнул Сергей Иванович и вновь повернулся к Астахову — большое спасибо за сотрудничество, Денис.

Тот демонстративно промолчал и сделал жест охраннику включить сигнализацию.

Нести одновременно четыре картины в руках было крайне неудобно, но Моргунов почти не помнил себя от нервного восторга, которому он не давал прорваться наружу. „Ещё ничего не кончилось, ничего не решено“ — убеждал он себя и так оно и было, но близость победы кружила голову как обладание желанной женщиной. Немалая часть плана лежала перед ним ещё не исполненная, но ничто не могло избавить его сейчас от ощущения пойманной и трепещущей в руках удачи.

Астахов принципиально не спустился с ними к машине и все, для кого было важно заполучить полотна, посчитали это хорошим знаком. Моргунов, отъезжающий один на непрезентабельной „Тойоте“ с ценностями в десятки миллионов… Как-то такое не вязалось ни с методами ФСБ, ни с обычной практикой перемещения картин, ни с чувством элементарной ответственности. Терпение директора, всю жизнь проработавшего на ниве пропаганды искусства живописи, могло на этом лопнуть, что говорить, если даже сопровождавшие их к выходу двое русских охранников недоуменно переглянулись и один негромко сказал другому: