Михаил Нестеров - Группа особого резерва

Сергей показал Роману ключ от наручников и отбросил его к рампе.

Площадка рампы была достаточно широкой, чтобы на ней уместились несколько человек. Обменявшись взглядами, Марк и Адам оттолкнулись от рампы. Как и Катя минутами раньше, Марк, прежде чем выпустить купол парашюта, запечатлел внизу картину, которая не могла не порадовать его. Он четко рассмотрел купола, на земле потерявшие форму и цвет, рассмотрел людей и машину. Намеренно затянув прыжок, он насладился приветственными знаками, различив в сплоченной кучке людей фигурку Кати. Она находилась среди спасателей. Она стала тем человеком, который объединил две разрозненные группы.

Пробежав с десяток метров, Сергей погасил купол и освободился от ранца, расстегнув пряжки ремней. К нему подбежал человек, которого он раньше не видел, и приветствовал его, как космонавта, вернувшегося с орбиты:

– С возвращением. – Короткая пауза. – Меня зовут Игорь.

– Приятно, – ответил Марк, обходя «телячьи нежности».

– Как самочувствие?

Ответ вертелся на языке Марка: «Как может чувствовать себя человек, который три часа просидел в железном ящике?» Но когда он обронил взгляд на край взлетной полосы, за которой прятались в зарослях ежевики миллионы долларов, он погасил накатившее на него раздражение:

– Как обычно. Миллионером. Собери парашют.

Он приложил ладонь к глазам, любуясь приземлением Адама Хуциева, капитана, покинувшего корабль последним. Не верилось, что на землю опустился простой смертный. Казалось, это сбежал ангел, складывая за спиной чуть подуставшие крылья.

Марковцев подошел к нему и пожал руку. Не отпуская ее, он свободной ладонью указал в ту сторону, куда уводил смутный след самолета.

– Хорошая работа, Адам.

Азербайджанец показался ему наивным ребенком, спросив:

– Значит, ты не жалеешь, что взял меня в дело? – И сказал такое, что засмеялись все, кто находился рядом: – Вокруг столько летчиков…

Роман закрыл глаза. Отчего-то представил себе одну из заключительных сцен в фильме «Скорость». Главная героиня оказывается скованной наручниками. Они стали продолжением ее рук, сцепленных вместе вокруг металлической стойки, крепящейся к полу и потолку вагона. С виду простое положение, а от этого же – страшно обидное. Хоть наизнанку вывернись, хоть скользи вверх-вниз по отполированной руками пассажиров стойке, как в стрип-баре, и все попытки окажутся бесполезны.

Фактически Роман попал в аналогичное состояние. Хоть наизнанку вывернись…

А стоит ли?

Вдруг связь не заработает до того, как в самолете не останется ни капли горючего? Но летчики не станут тянуть до последнего, они не дураки, они жить хотят. Самолет исправен. Можно сказать, полностью исправен. А можно об этом истерично выкрикнуть: «Исправен, мать его!..» Глухонемой экипаж жив и здоров.

Роман даже порадовался за Олега, который выступил в роли спасителя. Но в первую очередь он напомнил разведчика, который, если верить документальной литературе, без перочинного ножа и шага не сделает. Причем ножик должен обладать оптимальным набором функций, включая основное лезвие, штопор, крестообразную и шлицевую отвертки, шило, ножницы, пилку. И Роман дал себе зарок: «Если останусь жив, куплю лучший перочинный нож и не расстанусь с ним ни на миг…»

Он ногой пододвинул к себе ножик и, прежде чем подобрать его с пола, кивком головы и продолжительным взглядом поблагодарил Олега. В первую очередь за то, что тот подарил своему шефу возможность освободить курьеров. Впрочем, через секунду Роман поменял мнение: он не смог представить себе Олега, ковыряющегося с наручниками. Похоже, у него ничего не получилось бы.

Роман же действовал так, словно не раз тренировался открывать наручники с помощью штопора; этот инструмент он выбрал автоматически. Еще не раздался долгожданный и чуточку ущербный лязг металла, еще Роман не ответил улыбкой на улыбку Олега, а перед глазами промелькнули разрозненные картинки. Он словно наскоро просматривал фильм, готовясь к монтажу, чтобы охватить всю сцену общим взглядом. Но даже отдельные моменты дали ему повод к наслаждению. Он видел счастливые лица Марковцева и его сообщников. Вот они сбрасывают маски правителей и натурально становятся людьми. Они неподдельно улыбаются, торопливо открывают сейфы, подбрасывают вверх купюры и, обезумевшие от счастья, подставляют под денежный дождь просветленные лица. И в самый разгар ликованья, в тот миг, когда они достигли кульминации, на себе почувствовали, что значит увидеть себя со стороны, ослепленных самым ярким во вселенной светом, – так вот, тот самый счастливый миг прекращает свое существование, а не растягивается, на что надеялись преступники. Их берут в кольцо вооруженные люди, чьи лица также скрыты под масками, но масками привычными – черными и шерстяными, под масками, которые до сей поры некоторые называют лыжными шапочками.