Виктор Степанычев - Пули над сельвой

– Кому еще непонятно, что мы пришли убивать, а не играть с вами? – проорал угонщик. – Это последнее предупреждение. Следующий, кто шевельнется, получит пулю.

Все застыли в оцепенении. Урок вышел более чем наглядный. Веклемишев автоматически отметил, что испанский язык «европейца», как и его старшего товарища, оставляет желать лучшего. Акцент был жуткий и, несомненно, принадлежал американцу или англичанину. Рыжий угонщик еще раз оглядел салон и неспешно двинулся на свое место к служебному выходу. Едва он успел его занять, как из-за занавески вышли двое мужчин, выносившие раненого стюарда. Нервно оглядываясь, они заняли свои места. Даже издали было видно по их лицам, что увиденное в первом классе оптимизма им не прибавило.

Через некоторое время вышел и пожилой. Глаза всех пассажиров обратились к нему. Он несколько секунд стоял не двигаясь, задумчиво глядя поверх голов, а потом зашагал по проходу между креслами. Мужчина шел медленно, внимательно оглядывая пассажиров. При его приближении Вадим опустил глаза, чтобы их взгляды не встретились. Стандартное правило: никогда не смотри в глаза собаке и террористу – и тот, и другой могут посчитать это вызовом.

Пожилой дошагал до «европейца» и что-то негромко ему сказал. Чуть развернув голову, Вадим отчаянно скосил глаза и смог разглядеть, что угонщики отошли в коридорчик служебного помещения стюардов.

До Веклемишева донеслись невнятные звуки речи, по которым невозможно было определить, о чем говорили террористы. Шум двигателей тягуче забивал слова. Можно было лишь уловить интонации разговора. Голос пожилого угонщика звучал глухо и, как показалось Вадиму, тревожно. По крайней мере, когда он наставлял пассажиров, в его словах проскакивали злость и нетерпение, но ноток тревоги точно не наблюдалось. Когда же заговорил «европеец», стало ясно, что и тот неспокоен. Похоже, у ребят появились серьезные проблемы. Вадим напрягал слух, однако ни единого слова так и не смог разобрать.

Разговор продолжался минуты три. Угонщики вышли из коридора в салон. «Европеец» занял свою позицию, а пожилой зашагал по проходу. Дойдя до латиноса, застывшего с ноутбуком, он повернулся к пассажирам и поднял руку, призывая к вниманию.

– Глубокоуважаемые сеньоры и сеньориты! Как я уже заявлял, мы готовы умереть, в отличие от вас, – пожилой сделал паузу и оглядел салон. – Но готовность пожертвовать собой еще не означает, что пожертвование обязательно должно произойти.

Угонщик исподлобья угрюмо смотрел на сидящих перед ним людей.

– Но, увы, обстоятельства выше наших желаний. Судьбе угодно, чтобы мы все погибли! – неожиданно голос пожилого взлетел чуть не до фальцета. – Этот самолет будет лететь, пока в нем не кончится горючее. А потом упадет – в океан, в сельву, в горное ущелье… Куда Всевышнему будет угодно. И на то – его воля!

Пассажиры слушали террориста молча. Когда же до них дошел смысл сказанного, в разных концах салона стали слышны плач и возгласы отчаяния. Худой мужчина средних лет вскочил с кресла в передней части салона, панически огляделся и закричал:

– Убийцы! Негодяи! Я хочу жить! Вы не имеете права…

Пожилой угонщик, безразлично поглядел на него и вскинул руку с пистолетом. Глушитель, противно чавкнув, оборвал вопль. Мужчина рухнул в кресло. Пассажиры замерли от ужаса.

– Еще кто-нибудь хочет высказаться? – свирепо выкрикнул пожилой, и его взгляд скользнул по рядам. – Я не люблю, когда мне мешают говорить.

Желающих повторить демарш, как и следовало ожидать, не оказалось. Пожилой держал паузу, рассматривая пассажиров.

– Но мы сможем выжить, – громко произнес он, и неожиданная улыбка растянула его губы. – Если…

И он снова замолчал. Люди в салоне зачарованно ждали, что означает это «если».

– Мы останемся живыми, если среди вас найдется тот, кто сможет посадить этот самолет, – наконец выговорил пожилой, и его глаза стали обшаривать ряды.

Вадим едва не присвистнул от удивления. Похоже, угонщики, при всей, казалось, качественной подготовке к акции, где-то просчитались. И опасность грозит не только пассажирам, но и им самим. Он не верил заявлениям, что эти ребята готовы умереть. На фанатиков, которых Веклемишев достаточно повидал на своем веку, они не походили. Уверены в себе, жестоки, не останавливаются перед убийством. Но в то, что эти люди пойдут на самопожертвование, Вадим не верил. Слишком умны.

Веклемишев не понимал смысла захвата самолета. У него сложилось впечатление, что стрельба в первом классе едва ли не единственное, чего угонщики добивались. По стандартному для таких акций алгоритму террористы сейчас должны были предъявить свои требования властям – свободы узникам, свержения строя, денег, в конце концов. И соответственно, сообщить о своих претензиях заложникам. Мол, мы не просто так, а за идею… Вот только складывалось впечатление, что после перестрелки угонщиков более всего озаботила посадка. Никаких попыток связаться с землей Вадим не наблюдал. Все активные участники, по крайней мере те, кто уже засветился, толпились в салоне лайнера. Может быть, радист с ними в компании и сейчас он ведет переговоры с наземными службами? Предположение сомнительное. Переговорный процесс, как правило, в компетенции руководителя операции или хотя бы должен проходить под его присмотром. Таковым, судя по обстановке, являлся пожилой «турист», а он не спешил к рации.