Виталий Гладкий - Наперегонки со смертью

Возле подъезда она целомудренно чмокнула меня в щеку и ткнула в руки визитку.

– Позвони мне через неделю… – Она назвала дату и время. – Муж уезжает в командировку.

До свидания, дорогой… – И улыбнулась такой интригующей улыбкой, что у меня внутри все обмерло от сладостного предвкушения.

Я долго стоял возле дома, переваривая случившееся. Меня нельзя было назвать недалеким лохом, и я понимал, что звонком дело не ограничится. С одной стороны мою душу обуревало тщеславие – как же, такой плод падает в руки, притом без особых усилий; и кому!? – я никогда не был чересчур высокого мнения о своих мужских достоинствах. А с другой – одолевали сомнения. Особенно когда я присмотрелся к зданию, внутри которого скрылась ветреная красотка. Это был престижный дом новых русских, где в основном жила городская крутизна среднего пошиба.

Куда прешься, дурачок!? Так размышлял я, рассматривая кирпичные стены и широкие окна. Но раскаленный уголек, оброненный белокурой дивой, уже упал в штаны и разжег там настоящий пожар.

Ну и хрен с ним! Чему быть, того не миновать. Это я сказал вслух и, несмотря на позднее время, потопал к одной знакомой, разведенке, которая рада была любому индивидууму с нормально работающей машинкой. Приятно удивленная, она тушила мой пожар до самого утра, а перед моим внутренним взором все это время стояла соблазнительная прелестница, восседавшая на крохотном стульчаке возле стойки бара.

"…должен не только подчинить все свои поступки легенде, но и думать как тот человек, в шкуру которого ты влез. В противном случае провал неизбежен. Потому что любая мысль сопровождается мимикой, с которой не в состоянии совладать даже человек со стальными нервами. Особенно если он не подозревает, что за ним следят". Наставник был трижды прав. Но как же тяжело вытравить из мозгов свое настоящее "я"!

Встреча, когда произошло убийство, была по счету третьей. Да, белокурая бестия знала толк в любовных утехах… Она такое вытворяла в постели, такое… Нет, для того, чтобы описать наши скачки, необходима фантазия и перо большого поэта; по меньшей мере, классика. Поутру, возвращаясь домой, я брел на ватных ногах, совершенно выжатый и опустошенный. Но едва мне в голову заявлялась мысль о белокурой нимфе, все мое мужское естество оживало и я готов был немедля приняться за дело, нимало не беспокоясь о последствиях для здоровья.

Так что же случилось в квартире нового русского на самом деле? Я почему-то абсолютно не верил официальной версии хотя бы по той причине, что не страдаю повышенной доверчивостью. Прежде чем завалиться в постель, я обычно устраивал негласный обход временно подведомственных мне владений (пока моя пассия принимала душ) и ничего подозрительного не замечал. Так было и в тот вечер. Убийца сидел в шкафу? Фиг его знает. Я старался заглядывать во все укромные уголки. А может в квартире где-то был тайник – какая-нибудь комнатушка с хитро устроенной и замаскированной дверью?

Вполне вероятно. Но тогда напрашивается вопрос: как убийца мог знать о его существовании?

Мрак… Ни хрена не понятно. Темно, как в погребе. Потолковать бы с "безутешной" вдовой… Но как до нее добраться? Вдруг дом поставили на контроль. Сцапают Чернова, словно последнего фраера. И мотив, которым он руководствовался, налицо: убийца часто возвращается на место преступления. В этом случае можно сразу заказывать для себя тюремную камеру потеплей. Менты не упустят такой идеальный случай, чтобы успокоить общественность. Героическими усилиями правоохранительных органов преступник: найден – ура!; изобличен – гип-гип, ура! ждет суда – виват, родная милиция!!! И будут держать меня за решеткой до тех пор, пока об убийстве известного мецената не забудут. И пока не найдут настоящего виновника его смерти. Что очень сомнительно – уж очень смахивает вся эта история на заказное убийство, раскрываемость которых близка к нулю.

А значит придется горемыке Чернову тереть тюремные нары до нового пришествия. Ну, блин, и перспектива…

Так что же делать!? Истинно русский вопрос, которым задавалось не одно поколение и на который ищут ответ до сих пор. Не я первый, не я последний. Но самое скверное то, что о моем знакомстве с белокурой красоткой известно трем сослуживцам. Это как минимум.

Если Семеныч не большой любитель трепать языком, то у Лычка он длиной с язык муравьеда. Не говоря о Кокошкиной, раструбившей складским подружкам о моих подвигах на ниве кобеляжа уже на следующий день после наших посиделок в кафе.