Виталий Гладкий: Наследство из преисподней

Я соврал. Я был на той войне. Но никогда не причислял себя к воинам-интернационалистам, не выставлял напоказ ордена и медали, и не ходил на разные встречи и торжественные мероприятия с патриотическим уклоном. Разве что на кладбище, чтобы помянуть (чаще всего в одиночестве) тех, кого послали, как скотину, на убой во имя надуманных идеалов, замешанных на имперской закваске.

В Афгане воевал другой человек, у которого было мое имя, мое тело и даже мои глупые, наивные мысли, но иная душа. Он мог убить, кого хочешь, не моргнув глазом…

– Что ж, тебе повезло.

– Наверное…

Да уж, мое "везение" в свое время стало притчей во языцех. Мне оно сопутствует постоянно, возможно даже в этой поездке. А потому нужно быть настороже, чтобы не лопухнуться в очередной раз.

– А ты куда едешь? – поинтересовался Антон.

Наверное, он обеспокоился мрачным выражением, которое появилось на моем лице. Все-таки я плохой артист и мне трудно совладать с эмоциями, которые хлынули в голову вместе с воспоминаниями.

Я ответил честно, назвав город, который являлся конечной остановкой. В этом вопросе скрывать мне было нечего.

– В гости или в командировку?

– Ни то, ни другое… – ответил я туманно.

– Значит, отдыхать, – с удовлетворением констатировал Антон. – А что, места у нас классные – сосновый лес, речка, море в трех часах езды… Тачка нужна? Могу подбросить куда надо. У меня, конечно, не "мерс", но тоже на уровне – японец, "ниссан".

– Да-а, машина клевая, не из дешевых.

Антон весело рассмеялся.

– Подозреваешь, что я богатенький Буратино? – спросил он с легкой обидой. – Напрасно. Я эту тачку своими руками собрал из металлолома. Купил ее, разбитую вдребезги, у одного отморозка за гроши, и довел до нужной кондиции. Почти год упирался.

– Завидую людям, у которых такие таланты, – сказал я и тяжело вздохнул. – А у меня руки выросли не из того места, откуда нужно.

– Нашел чему завидовать. Некоторые умудряются прожить всю свою никчемную жизнь, не ударив палец о палец, и при этом едят на серебре, а гадят в золотой унитаз.

– Карма…

– Это что такое?

– Судьба.

– А-а… Ты веришь в судьбу?

– Ничего другого не остается.

– И то верно. Я это понял еще в Афгане. Случай у меня приключился… – На лице Антона появилась гримаса, будто он съел что-то кислое. – Утром нужно было лететь на разведку в горы, а на рассвете, за два часа до посадки в "вертушку", меня положили на операционный стол. Гнойный аппендицит. Никто из моих парней не вернулся… Представляешь, какой-то воспалившийся отросток выступил в роли ангела-хранителя.

Бред!

– Значит, ты еще не все сделал на этой грешной земле.

– Я тоже так решил. Пойдем, покурим…

Мы вышли в тамбур, провожаемые негодующим взглядом девицы, которая читала книгу, примостившись на откидном сидении возле нашего купе. Я любезно кивнул ей, проходя мимо, а Антон лучезарно улыбнулся.

Она независимо фыркнула и опустила голову. Мы с Антоном переглянулись и громко заржали.

Впрочем, девушка этого не услышала, так как в это время мимо нас прогрохотал тяжело груженый товарный состав, заглушивший все звуки.

Курили мы молча, потому что в тамбуре, кроме нас, находились еще три мужика на хорошем подпитии.

Они устроили такой галдеж, что впору было уши затыкать. Перекричать их было невозможно, и мы смирились с вынужденной паузой в нашей беседе.

Неторопливо смоля сигарету, я пытался ответить на вопрос, который задал мне Антон. А и впрямь, зачем я еду в этот город?

Воспоминания захлестнули меня океанической волной и события, длившиеся годы, пронеслись передо мной за считанные секунды…

Я ехал в свой родной город (где не был почти двадцать лет) получать наследство. Событие в жизни любого человека, в принципе, уникальное, не говоря уже обо мне, сироте и горемыке.

Впрочем, все по порядку – если, конечно, можно как-нибудь упорядочить события и неприятности, обрушившиеся на мою бедную голову среди лета.

Во-первых, одно из столичных издательств, с которым я имел несчастье сотрудничать и которое платило мне за воистину рабский труд жалкие гроши, вернуло рукопись моего романа с предложением доработать, поправить, изменить, уточнить, добавить и так далее… а не пошли бы они все!..

Во-вторых, меня бросила очередная пассия. Я понял ее и даже простил. Это надо быть круглой дурой, чтобы делить ложе с мужчиной без прошлого (разговоры о нем были для меня табу) и без обеспеченного будущего – разве может быть светлое грядущее у современного русского писателя, если он не графоман или не хитроумный компилятор, раскрученный средствами массовой информации?