Виталий Гладкий - Наследство из преисподней

Я похлопал ладонью по спине Галюни и улыбнулся. Наверное, улыбка показалась ей знакомой, потому что Галюню наконец прорвало:

– Шоб мне лопнуть, очам своим не верю…

– Говори тише, – поторопился я предупредить Галюню. – Нам нужно побеседовать наедине, чтобы не было длинных ушей.

– Усы…

Галюня все еще смотрела на меня, как завороженная; она протянула руку и коснулась рыжеватой щетины, приклеенной под носом.

– И усы, и парик – все бутафорское, – сказал я нетерпеливо. – Очнись, Галюня.

– Побеседовать… А почему не в моей квартире?

– Потому что там могут быть "клопы".

– Чур тебя! У меня такой гадости никогда не было.

– Я имею ввиду миниатюрные микрофоны для подслушивания разговоров.

– А кто их мог поставить?

– Кто угодно. И хлопцы с "конторы", и менты, и братки…

– Но зачем?

– Не везет тебе, Галюня, на мужиков, хоть тресни. Даже если это старые друзья. Весь переполох из-за меня, подружка.

– Это я уже давно поняла… – Галюня сосредоточенно размышляла, нахмурив густые брови. – Может, ты и прав… Пойдем со мной, есть вариант.

Мы поднялись на шестой этаж и зашли в квартиру, хозяйка которой оказалась подругой Галюни. Она тоже жила одна, но гораздо беднее, нежели моя одноклассница.

– Ядвига, побудь у меня часок-другой, – сказала Галюня. – Ходи по комнатам, песни пой, танцуй, включай телевизор и музыку… – в общем, изображай присутствие хозяйки. Если кто-то позвонит и спросит меня, скажи, что я в ванной, подойти не могу и спроси, что передать. Там у меня есть выпивка и закуска, так что развлекайся. Я потом к тебе присоединюсь.

Что сказать Ядвиге, мы согласовали, пока шли по лестнице.

Подруга Галюни совершенно не удивилась столь странной просьбе; мало того – она не задала ни одного вопроса. У меня даже создалось такое впечатление, что моя одноклассница подобные трюки устраивала и раньше.

Ядвига кокетливо сделала мне ручкой, дверь за ней закрылась, и я остался наедине с Галюней. Некоторое время мы молча смотрели друг на друга – я испытующе, а моя подруга с удивлением и даже восхищением, что было совсем не к месту.

А затем Галюня подошла к книжным полкам, нашла там какую-то книгу и обозвала меня нехорошим словом, но почему-то радостным голосом:

– Гад ты… Стив Лукин.

Посмотрев на обложку, я покаянно опустил голову. Это было единственное издание одного из моих ранних романов с фотографией, полученной пиратским способом.

Как обычно, я отказался от засветки моей личности на обложке, но у того издательства был свой принцип, они подослали ко мне папарацци, который ухитрился снять меня в каком-то кабаке.

Рожа у меня тогда была – не соскучишься. Вылитый бандит, притом на хорошем подпитии.

Я пытался качать права, но как вернуть тираж, который уже в продаже? В общем, плюнул я на это издательство и ушел в другое.

А книжечка – вот она. Неопровержимая улика.

– Я бы рассказал, Галюня… но позже, – сказал я, обнимая ее за плечи. – Извини, никак не привыкну к славе.

Последняя фраза была шуткой. Но Галюня восприняла ее всерьез. Все-таки приятно иногда чувствовать себя приближенным к сонму незаурядных творческих личностей. Чертовски приятно.

– Сти-ив! – простонала в экстазе Галюня. – Ты один из моих любимых авторов. Нет – самый любимый!

У меня есть почти полная подборка твоих романов. Подпишешь?

– Всенепременно. Для тебя – что угодно.

– А Ядвиге?..

– И Ядвиге подпишу. И всем городским ментам и гэбистам, лишь бы отпустили меня на все четыре стороны живым и здоровым. Хочу на волю, в пампасы!

– Но ведь тебя ни в чем не обвиняют! Можешь спокойно заниматься своими делами.

– А ты откуда знаешь?

– В гостиницу снова приходил мужик из "конторы". Он и рассказал мне, что ты известный писатель и не имеешь никакого отношения к криминалу. Знаешь, я такое испытала облегчение… Когда он ушел, я даже всплакнула от радости. Они все выяснили и хотят с тобой всего лишь побеседовать.

– То есть, человек из "конторы" просил, чтобы ты привела меня к ним как козла на веревочке.

– Ну, не совсем так…

– Не будем уточнять формулировки. Смысл от этого не изменится.

– Ладно, допустим. И что ты на это ответишь?

– Галюня, любая власть имеет привычку мягко стелить, да вот только спать почему-то приходится на этой постели жестковато. Не верю я им. И вообще никому не верю.

– И мне тоже?

– Ты – совсем другое дело. Тебя я верю. Что касается "конторы", то я могу пойти с ними на контакт только тогда, когда у меня будут не пустые руки. Иначе они могут тормознуть меня до выяснения всех обстоятельств дела, и будешь передачи носить мне в СИЗО года два, потому как больше некому.