Сказав это, Саша Сватко так ясно представил картинку давно минувшего времени, что ощутил запах холодного воздуха из «газоотводки» с привкусом суеверного страха. «Последний день Помпеи», – посмеивались они с Шелепиным, входя в бетонную трубу, поставленную на попа. Гирлянда уходящих вверх лампочек казалась тусклой и не давала достаточного освещения. В голове кадры из фантастики – «Чужих», например. Пугающая чернота ведущего к «дежурке» тоннеля заставляла оглядываться и опасливо прислушиваться к малейшим звукам. Но если оборудование выключить – тихо, как в гробу. Приходила и сумасшедшая мысль: а вдруг, пока они тут кабели отворачивают, «Изделие» возьмут да и запустят. Бетонную трубу заполнит адское пламя и невыносимый рев. Ураган газовых потоков хлынет в газоотводные каналы и… вытолкнет «Изделие» наружу, вызвав столбняк у невольных свидетелей грандиозного, должно быть, фейерверка. В устроенном двигателями крематории люди вспыхнут, как мотыльки, и рассыплются в пепел в одно мгновение. Невысокий многогранник – «грибок» с решетками у Ломоносовского проспекта, такой же, как вентиляционные камеры метро, откликнется выброшенным огнем. Раскаленные газы с легкостью выбьют многоугольную крышу постройки и столбом рванутся вверх, потому что «венткамерой» оканчивается газоотводный канал ракетной шахты.
– Может, у вас там крыши съехали? – усмехнулся именинник.
Но Сватко не обиделся: что он понимает в его бывшей службе! Они – гражданские. Они вообще только наполовину люди! А крыша… Крыша вполне может съехать – попробуй посиди на такой глубине в полной изоляции – хуже, чем в тюрьме! Подводная лодка и есть, только народу меньше. Переговоришь обо всем, наговоришься досыта, и все – затык. Аж тошнит от приевшихся рож. Но ругаться нельзя – за этим специальные люди следят.
– Крыши на месте были! – продолжал затянувшийся монолог Саша. – А как представишь, сколько по соседству атомных килотонн находится – поверишь, что живая. Даже атеисты, кто у нас работал, – в церковь шли креститься. А ведь тогда нельзя это было. Приходилось тайком ехать в глубинку. Но «семерка» [3]все равно все храмы на крючке держала и у попов вылавливала фамилии. Потом по партийной линии или по комсомольской нагоняй давали, да только что толку. Ребята все равно креститься ехали и детей с собой в церковь везли. Входишь в шахту, и так жутко становится, что волосы на голове шевелятся, у кого они еще остались. А у той, последней, мы только питание отключили. «Изделие» может так хоть десять лет простоять – ничего не сделается. Считай, мы с другом – Васькой-прибористом – последними эту «сатану» видели…
Зураб достал ручку и записал услышанное имя прямо на салфетке.
– Но начальство-то знает, что шахта есть и в ней ракета? – возбудился именинник. – Президент, начальник Генштаба или кто там… директор ФСБ? Не может же такое дело потеряться!
– Никто про нее не знает! Шахту ластиком стерли с секретных карт. Документы по моему объекту уничтожили – сам жег во дворе по акту. Наверх доложили о полном демонтаже, иначе Антошина бы вмиг сняли; А так – дыр под землей много – мало ли, что там замуровано, Отдел – разогнали, людей раскидали по управлениям, чтобы до пенсии дотянули. Дослуживали мы уже в ФСК – ФСБ. КГБ СССР тоже вроде как ластиком стерли е карты, вместе с Дзержинским на Лубянке.
– Но у начальства пульт управления имелся? – уточнил Макошкин.
– После объявления ГКЧП внешнее управление отрубили – чтоб политики глупостей не наделали. Объект перевели на автономную работу. Только дежурная смена могла кнопку нажать. Правда, и не кнопка там…
– И в вашей системе никакого порядка нет! – сурово заключил Макошкин, поскребывая вилкой по краю тарелки. Звук – противный.
– Порядок был! – не соглашался Сватко. – Просто как всегда получилось! Хотели сначала проблему решить, а потом уж доделать. Но вышло не так. ГКЧП посадили, как раз до девяносто третьего и держали. Генерала Антошина, который карту тогда подправил, все равно сняли. А чуть позже он в автокатастрофе погиб. Днем, между прочим, на пустой дороге. Странная смерть!
Сватко вдруг замолчал. То ли вспоминал, как было, то ли так в свой рассказ вжился, что снова почувствовал себя в том далеком времени, по которому соскучился. Будто в воду окунулся.
Мужик протер ладонью лицо, будто воду смахнул.
– Начальник отдела от инфаркта умер и все с собой унес. А в девяносто третьем Белый дом и «Останкино» полыхнули – там уж точно про ракету никто не вспомнил. Да и некому, и не с чего – официально ее нет, Думаю, и сейчас стоит она себе, родимая, как новенькая. Только команды ждет!
Читать дальше