Сергей Соболев - Охота на волков

– Беременность, Ольга, тебе к лицу, – усмехнувшись, сказал Мокрушин. – Жаль, Леон не видит… Ладно, будем считать это генеральной репетицией.

– Чья бы корова мычала… – хмыкнула Ольга. – Тебе, старому холостяку, надо бы помолчать. Здорово, чертяка!

Привстав на цыпочки, она ткнулась холодной щекой в мокрушинский подбородок. Затем быстро отстранилась, поскольку временем для сантиментов и сколь-нибудь продолжительных разговоров они не располагали.

– У тебя хоть ствол при себе имеется? – спросил Мокрушин. – Тебя, я так понял, как живца используют?

– Периодически «свечусь» в Тушине, но пока все безтолку.

Прежде чем она застегнула сумочку, уложив на дно переданную ей кассету, Мокрушин успел заметить миниатюрный, но притом весьма эффективный в ближнем бою «ПСС»-»вул».

– Я сам кассету не смотрел, – предупредил он Яковлеву. – Прежде чем передать Ленке, просмотри ее, хотя накладок быть не должно.

Мокрушин изобразил бравый вид, но при этом к горлу его подкатил комок.

– Как там Лена? – пересилив себя, спросил он. – Ее хоть надежно охраняют?

– Круче, чем самого Президента, – заверила Горгона. – Она пока в привычной для себя обстановке, если можно так сказать… Догадывается, конечно, что с Андреем что-то неладно, но держится молодцом… По легенде, вы с ним все еще в Чечне… Кроме этой «посылки», осталось еще что-нибудь?

– Та, что я тебе передал – предпоследняя.

– Все будет тип-топ, – заверила Ольга. – Главное – тщательно фильтруй руководящий базар, потому что вытаскивать Андрюху все равно придется тебе, Рейндж…

Яковлева перебросила через плечо ремешок сумочки и, тщательно копируя походку и манеры Елены, направилась к выходу. Спустя несколько минут следом за ней вышли Рейндж и его нынешняя «тень».

После визита в роддом и беседы с Севдояном Мокрушин какое-то время чувствовал себя так, будто ему самому сделали кесарево сечение…

Гарас еще не совсем пришел в себя, хотя с тех пор, как он вынырнул из небытия, прошло не менее двух суток. У него временами кружилась голова, не так сильно, как на момент побудки, но стоило только напрячь мозговые извилины, как тут же внутри черепа начинало что-то лопаться и взрываться. К этому следует добавить слабость во всем теле, хотя никаких других повреждений, кроме уже затягивающейся раны на темени, он не обнаружил, и еще то обстоятельство, что его почему-то удерживали взаперти, в кандалах, будто какого-то каторжника.

Компанию ему составлял тот самый пацан, которого Дольникова зачем-то вывезла из Чечни. Он-то что здесь делает? Его-то за какие грехи посадили? Непонятно…

Не без усилий, но Гарасу все же удалось усесться на своем жестком ложе. Опорой для спины служила холодная бетонная стена. В очередной раз испытав на прочность железяки, он на какое-то время затих, пережидая очередной приступ тошноты и головокружения.

Черт, ну и облажался ты, Иван… Не могли так быстро из комендатуры тачку пригнать! И пяти минут не прошло, как нарисовались! «Мужики, вы из комендатуры?» А сзади кто-то хр-р-рясь чем-то тяжелым по черепу, как только башкарик пополам не раскололся…

Похоже на то, что он несколько суток пребывал в полном отрубе. Не только голову проломили, но еще, кажется, и наркотой пичкали – вот почему он до сих пор такой чумной… Но «маски» его все равно опасаются, иначе не держали бы на привязи, как свирепого цепного пса…

Гарас понятия не имел, что за люди скрывают свои обличья под спецназовскими масками и что за контора наехала на них в Слепцовской. Не знал даже, где нынче находится и что сталось с командиром. Но главное: что намерены предпринять «маски» уже в самом ближайшем будущем? Впрочем, если его удерживают здесь вместе с мальчишкой, то ясно, что это делается неспроста…

Пацаненок первое время дичился, но Гарасу вскоре удалось войти к нему в доверие. У мальчишки раньше были два занятия: он либо располагался у входной двери, где горел забранный решеткой светильник, и там, растянувшись на дощатом полу, что-то рисовал, благо ему дали ручку и стопку бумаги; либо подолгу лежал на тюфяке, уставившись бездумно в потолок. Теперь вот появилось третье – дружеское общение с сокамерником.

Однако пацан Дольниковой за все время совместной отсидки не произнес ни единого слова. Грамоте он тоже, кажется, не обучен. Ко всем людям относится настороженно, как будто наперед уверен, что, кроме неприятностей, от них ничего не дождешься. Поэтому общение со столь экзотической личностью было занятием не из легких.