Сергей Соболев - Охота на волков

– Полетите в Москву, Мокрушин, – сказал Мануилов. – Теперь будем дергать за кончики из первопрестольной…

Самолеты военно-транспортной авиации перевозят «груз двести» в добротных деревянных ящиках продолговатой формы. Ящики с поперечными планками на торцах, приделанными для удобства грузчиков. «Черные тюльпаны» регулярно доставляют партии скорбных грузов на аэродромы, расположенные вблизи крупнейших городов России. Внутри тяжелых домовин – плоды работы фабрики смерти; конвейеры в Чечне вновь заработали на полную мощность. Иногда в ящиках перевозят «цинки», практикуется такое летом, в удушающую жару, но чаще всего павших героев сразу укладывают – в Моздоке и Назрани, Владикавказе и Ростове-на-Дону – в деревянные гробы.

«Двухсотых» обычно выгружают в укромных уголках военных аэродромов и гражданских аэропортов, дабы не привлекать внимание зевак. Лица, выделенные для сопровождения, имеют при себе соответствующий набор документов. Встречающая сторона – чаще всего это сотрудники военкоматов, а также представители тех воинских частей или местных органов внутренних дел, где до отправки на Северный Кавказ проходили службу погибшие, – выступает в качестве «грузополучателя», которому предстоит передавать «двухсотых» родственникам, если таковые, конечно, у покойного имеются. Далее – последнее прощание, гражданская панихида, похороны, скорбь и слезы – живым, вечная память – павшим.

В одурманенном наркотиками сознании Андрея Бушмина сон и явь смешались воедино. Привиделось ему – причем видение повторялось многократно, так, словно он просматривал закольцованный киноролик, – что находится он внутри домовины, что ему трудно дышать, а на грудь давит какая-то тяжесть; но при том, хотя он упакован в «деревянный бушлат», да и смотрится, по правде говоря, как вылитый жмур, почему-то способен не только слышать, но и видеть то, что происходит вне его нынешнего обиталища.

Возле домовины, которая покоится на ритуальном столе, застыли двое мужчин, спиной к нему, так что видны лишь их крепкие спины и стриженые затылки… Поскольку на архангелов небесных они не походят, а хвосты, рога и прочие атрибуты чертей тоже не наблюдаются, то можно предположить, что уложенный зачем-то в домовину субъект все еще находится на этом свете.

Один из них держит в руке некий список, сверяясь с которым пытается решить некую умственную задачку. Бушмин каким-то образом умудрился оказаться у него… как бы за спиной и, выглянув из-за плеча, попытался украдкой ознакомиться с содержанием документа.

Список, состоящий из имен и фамилий, оказался довольно пространным, причем напротив всех почти позиций уже были проставлены служебные отметки в виде крестиков.

Он попытался найти знакомую фамилию, свою, например, но не успел – в ушах явственно прозвучал грозный окрик: «Не положено! А ну марш на место!»

Беспокойный субъект мигом юркнул в домовину. Залег и с перепугу даже крышкой накрылся.

– Бушмин Андрей Михайлович, – задумчиво говорит тот, что держит в руке бумагу. – Числится пока в «пропавших без вести». Может, переведем его в разряд «двухсотых»?

– Он давненько ходит у нас в «кандидатах», – заметил другой. – Но не стоит торопиться. С этим еще не все ясно…

Очнулся Бушмин от того, что кто-то залил его личный гроб водой. Этот заливший зачерпывал воду кружкой и плескал ледяную жидкость прямо в суровое и бледное лицо павшему воину, нарушая тем самым его вечный сон и потусторонний покой.

Горсть земли, брошенная безутешными близкими на крышку гроба в час прощания, – это понятно. Но водой-то зачем плескаться?

– З-зачем? – пробормотал Андрей. – Я ж не сплю…

Может, ему только показалось, но определенно где-то рядом прозвучал женский голос:

– Нет, спите! Я вас уже битый час не могу добудиться… Вот, половину ведра воды на вас вылила! Ну же, открывайте глаза!

– З-зачем? Оставьте меня в покое…

– Поймите, мне скучно, одиноко, страшно… Ну что, очнулись, или мне вылить на вас остатки воды?

Бушмин кое-как разлепил глаза. Чувствовал он себя премерзко, к тому же никак не мог врубиться, что вокруг него происходит и чем, собственно, вызвано его адское самочувствие.

Его подташнивало, в черепушке раздавались какие-то странные шорохи и пощелкивания, в глазах двоилось, а язык едва ворочался.

Постепенно его взгляд стал более осмысленным, удалось даже сфокусироваться на одной точке: света в помещении оказалось вполне достаточно, чтобы разглядеть матрац, брошенный прямо на пол, а на нем некое живое существо, голова которого была стрижена под «ежик». Сосед – в брюках и свитере, в ногах у него валялось скомканное одеяло; одна рука его прикована при помощи браслета и метровой длины цепочки к толстому металлическому кольцу, вмурованному в стену у самого изголовья. Другой же, свободной рукой, это странное существо пыталось дотянуться до Бушмина – тот находился в аналогичной позиции, попросту говоря, валялся на лежаке, прикованный цепью.