Виктор Иванников - Чужбина

А еще через две недели у Войцеха на участке красовалось чудо-банька, истинное произведение искусства!

Перед окончанием работ Войцех не поленился, съездил к Златану и там выяснил у югослава, что бы Отто взял в качестве подарка, что ему нужнее всего. Следуя советам друга, он объездил в поисках рекомендованного, все торговые центры Ройтлингена, добрался в Штутгарт, но все-таки сумел найти то, что хотел. И был вознагражден поистине детской радостью мастера, когда вручил ему эти подарки. Он отвез Отто, его помощников в офис фирмочки, там съездил с племянником в банк, расплатился, добавил сверху десять процентов, предупредив:

— Это мастеру и его помощникам от меня лично. Только им!

Загоревшиеся было при получении этой совершенно незапланированной суммы, глаза племянника быстро затухли, когда он, в свою очередь, увидел взгляд Войцеха, и, испуганно поежившись, старательно подтвердил, что он передаст все, как сказал уважаемый заказчик.

Войцех на следующий же день, с утра принялся топить и обихаживать, как это положено испокон веков на Руси, чудо-баньку. А потом, когда ее хорошенько протопил, ароматизировал, пустил парок, занялся уже собственным оздоровлением:

— Да…а, не подвел мастер! Мастерство, оно и в Африке, а в данном случае — в Германии, мастерство!

Теперь, когда у него все было, что надо для души и тела, он ввел в систему — каждое утро начинать с десяти, а иногда и с пятнадцатикилометровой пробежки, завершать её зарядкой, полноценной «без дураков» в беседке и контрастным душем; три раза в неделю двухчасовые упражнения с оружием в тире; по субботам банька. Дни он заполнял сначала разработкой системы сигнализации и видеоконтроля, а затем их монтажом и наладкой. Он не торопился, делал все основательно! И, в конце концов, получил то, что хотел, благо комплектующие он мог в этой стране получить те, которые ему надо, только плати. Конечно и другие хозяйственные проблемы, нет-нет да возникающие как-то сами по себе, тоже занимали время.

Раз в квартал он уезжал в города, в которых были расположены известные ему банки, переводил со счетов, заведенных Дедом, на счет либо Ильи, либо Сергея договорные суммы для поддержки контролируемых командой заведений в России. Жизнь текла размеренно, проблем не возникало. Поначалу, правда, когда он только начинал свои пробежки в окрестностях города в окружающих его местных невысоких горах, жители были заинтересованы этим еще не старым мужчиной, не имеющим никакого бизнеса, но не ограничивающим себя в расходах, правда и не бросающего деньги на ветер. Любопытство конечно взыграло. Некоторые даже пытались удовлетворить сие, попытав Катрин. Но она молодец, умела так осадить любопытных, что больше попыток с их стороны уже не было. Конечно, произведенные им постройки тоже всколыхнули их любопытство, но и оно довольно быстро угасло. И вскоре в глазах обитателей пригорода, в котором поселился Войцех, он из некой достопримечательности превратился в чудаковатого, нелюдимого, но безвредного соседа. Полетели дни этой, почти растительной для него, жизни. Ничто не нарушало ее течение. Ему хорошо было известно, что будет завтра, послезавтра и через много дней. Иногда на него наплывала такая тоска, что хотелось выть, колотиться головой о стены, плюнуть на все и улететь в Россию, к своим боевым товарищам, к святым для него могилам. Но и это он научился гасить изнурительной зарядкой, увеличением продолжительности пробежки, а уж когда и это не помогало — внеплановое посещение чудо-баньки с сумасшедшим паром. Почти полгода у него отняло, вернее, заняло,(как и хотелось ему) устройство тайников для оружия и технических средств, кои стараются не показывать. Их ему удалость организовать целых три: один непосредственно в доме, другой в подвале, третий в тире. Все это Войцех разработал тщательно, так как его в свое время учили этому специалисты, большие знатоки этого дела. В общем, время шло своим чередом.

Прошел год, уже побежал второй. Тоска, хоть и «налетала» неожиданно на него, но он приспособился гасить ее, вернее, снижать ее накал. Постепенно тревоги за своих боевых побратимов, ранее так часто одолевавшие его, также стали терять свою остроту. Как и договаривались, он не общался с ними — терпел. Ведь связь с ними могла восстановиться только в экстренных случаях. Поэтому, не имея от них информации, не слышав тревожного сигнала, ему стало казаться, вернее, он старался убедить себя в том, что им, его побратимам, удалось, вопреки «людоедским законам», устроить свою жизнь. Но нет, созданный с помощью опытных кукловодов строй с его презрением к человеческой жизни, морали, божьим заповедям, не был изначально предназначен, как бы об этом не «разорялись СМИ», для спокойной трудолюбивой жизни. Ко всем он поворачивал, в то или иное время, свое отвратительное «мурло». И это «мурло» виделось везде, будь то в России или на бывших национальных окраинах СССР, некогда могучей Великой державы. Более того, на этих окраинах оно выглядело еще более «похабным», ибо на нем отпечатались все те неизжитые и сразу же возвратившиеся феодальные, родимые пятна.