Виктор Иванников - Чужбина

— Я Вас понял, Сергей Миронович. Как мы можем с Вами договориться? О какой сумме идет речь?

— Давайте, Конрад Вильгельмович, договоримся так. Компрометирующие материалы собирал не только я один. Им придется заплатить. Возможно, за помощь Степан Степановича тоже надо заплатить, но тут придется договариваться самому. Теперь по второму вопросу: сам понимаешь, парни, которые ведут следствие, к сожалению, не богаты. Это не сытые страны, кои кормят своих охранителей закона вполне достаточно. Вот им-то нужно будет помочь. В каком размере, сейчас я сказать не могу. Мне надо будет, если Вас это заинтересует, уточнить. При следующей встрече сообщу.

— Понятно, но как Вы оцениваете свое участие?

Сергей Миронович сверкнул глазами и тихо, но внушительно произнес:

— У меня с этой мразью свои счеты. Дочь моего друга погибла от лекарств этой сволочи. Угробить его, или посадить, или разорить — вот мое вознаграждение. Когда его посадят или оберут, тогда и будет уже окончательный расчет, но уже моего друга — лично!

Они еще поговорили, Конрад рассказал о состоянии своей жены, ходе ее лечения. На этом и расстались.

Сразу же направился в клинику. Там все было по-прежнему. Они вдвоем погуляли. Аня стала интересоваться делами в Центре, планами на будущее. Конрад осторожно, в общих чертах, обрисовал ситуацию, высказав свое мнение и мнение тех, кто ему помог. Самое главное — это то, что страшное они пережили, и им уже предстоит новая жизнь, в более безопасных, более комфортных условиях. Аня внимательно слушала его. Глядя ей в глаза, он отчетливо понимал: она постепенно «берет себя в руки», старается изо всех сил стать прежней, спутницей по тому жизненному пути, который им отмерил Всевышний, и не просто спутницей, а соучастницей всех начинаний, дел, настоящей помощницей. Он тут же расцеловал её, осознав это, чего с ним уже давным-давно не было. И Аня поняла. Взяв его за руку, глядя ему в глаза, твердо сказала:

— Конрад, кроме тебя, у меня никого нет. Ты — моя единственная надежда и опора. Но и у тебя, кроме меня, тоже никого нет. Вместе мы сможем многое пережить, пройти. Я обещаю тебе не быть обузой. Я сумею встать на ноги с твоей помощью.

Он обнял ее:

— Аня, я в этом никогда не сомневался. Мы вместе сделаем всё, что необходимо, дабы наша жизнь была нормальной, чтобы всё, прошедшее с нами, было просто сном. Ты можешь всегда рассчитывать на мое неизменное отношение к тебе.

Когда они, обнявшись, стояли, одна из белок подбежала к ним, схватила требовательно за брючину, недовольно «стрекотнула». Аня засмеялась:

— Гляди, как привыкли, а ведь это совсем маленькие зверушки, а что уже говорить про людей. — Обернувшись, с горечью произнесла, — Конрад, за нами опять пришли. Вон стоят, наблюдают. А чего? Я же уже оправилась, разве не видно?

Он засмеялся, еще крепче прижал ее к себе:

— Видно, видно, Аника — воин. Молодец, я горжусь тобой и люблю!

Она смущенно уткнула ему холодный носик в щеку и шепнула:

— И я тоже, очень!

Так и пошли они к своим «стражникам», тесно обнявшись, словно одно целое, коими в сущности они сейчас и были. И Иосиф Александрович, и Елена Семеновна ободряюще, даже с какой-то завистью, смотрели на них. А они, подойдя, еще раз поцеловались и с сожалением, нехотя, разделились. Аня просто попросила его:

— Приходи, Конрад, завтра, я буду ждать!

Следующие два дня прошли практически аналогично. Встреча со Степаном Степановичем, договоренность о помощи в подаче компромата одному довольно известному репортеру. Степан Степанович рассказал об одной операции, которую ему срочно пришлось проводить.

— Один из депутатов, о котором, в общем-то, хорошо известно, что он является ставленником и лоббистом одной Санкт-Петербургской фармацевтической фирмы, вдруг резко засуетился и принялся организовывать депутатский запрос о поглощении иностранными компаниями отечественных на фармацевтическом рынке, что обязательно ударит по безопасности российских граждан. За этим депутатом тянется целый шлейф полукриминальных историй, но была и еще одна, о которой он тщательно умалчивает. Пришлось, как только стало о его инициативе известно, напомнить пару истин: первая — об этой истории, тянущей на лишение его депутатской неприкосновенности и возбуждении уголовного дела; вторая — уведомить, что наша нынешняя фармацевтика использует около девяноста процентов иностранных лекарств и тявкать сейчас на них, поднимать хвост, означает, что его вместе с лоббируемой им фирмой просто сотрут в порошок. Слишком много из тех, кто стоит на Олимпе, или вблизи него, кормится из этих чужестранных рук. Моментально затих сукин сын, заболел и на последних двух заседаниях вообще не появлялся. Данный урок — пример для других. И возня с Вашими документами тут же затихла. Поняли фирмачи, что будет, если и их начнут рассматривать в лупу заинтересованные лица.