Виктор Иванников - Продолжение борьбы

— Вырвали мы у этого мерзавца его главный клык, теперь никуда из своего логова не двинется. Вот такие дела, брат Александр. Скоро будем его брать и тащить на народный суд. Пусть отвечает перед теми, кого он в рабство хотел записать. Так?

Лицо у Александра даже засияло от радости.

— Господи, неужели дождемся такого момента! Уж как я этих душегубов ненавижу, у нас в России тоже полно таких. Откуда только объявились эти выродки. Вроде воспитывали их, давали им честно жить, трудиться, а они вон как решили: «Всё мое, вы холуи и рабы, будете на меня пахать, сволочи». Но вот вам! — показал он кукишь, — и на вас, живодеров, тоже есть управа! Не выйдет по-вашему! Всем, время придет, поганые башки поотрубаем! Ты только, командир, когда пойдешь брать упыря, возьми и меня. Я же тоже боец и оружием владею не хуже некоторых. А ради того, чтобы этого бандита притащить на суд народа, ничего не пожалею и жизнь свою могу отдать, лишь бы люди могли его судить и дать ему по заслугам. А я слышал у них этот шариатский суд жестокий, могут и камнями побить, и башку снести, и живым в землю закопать, в назидание остальным.

Тараторя так, он вдруг спохватился:

— Чего это я так растрепался. Вы же вон как устали. Я сейчас только белье принесу. А Вы всё снимайте с себя, я эту экипировку приведу в порядок, а хотите и оружие почищу, у меня это здорово получается. А Вы — в душ и за стол. Он уже готов. Наша Гуля мне строго-настрого приказала накормить Вас, а Иркин Нарсаддыкович опять свою фронтовую прислал и тоже наказывал — не жалеть.

Так под эту «трескотню» он принял душ, поел, принял фронтовую и уснул сном человека, честно выполнившего, пусть хоть и трудную, но такую нужную людям, задачу. Когда проснулся, встал, то чувствовал себя каким-то «опустошенным», ничего не хотелось делать. С трудом заставил себя сделать разминку, принять душ в точном соответствии с тем, чему учил его командир Дед. И вскоре он уже чувствовал себя бодрым, вновь готовым к труду. По солдатской привычке — «что-что, а поесть всегда надо», спустился вниз. Александр тут же засуетился:

— Садись, командир. Всё уже готово. Вот только кофе приготовлю, а всё остальное уже на столе, даже разогревать не надо. Я, как учили, подушками накрывал, а вот «фронтовую» в холодильник сунул. Я больше холодную, ледяную предпочитаю.

Вскоре Карим уже сидел и вкушал сытные блюда. Есть ему и не очень-то хотелось, но ему «не улыбалось» видеть обиженную физиономию своего верного Александра. От фронтовой отказался:

— Голова не болит, к тому же — не похмеляюсь, сам знаешь. А начинать трудовой день с рюмки, это никуда не годится. Пусть себе остается в холодильнике, а еще лучше верни ее хозяину. Она же ему дорога, как память о главных боевых делах и молодости.

Александр вздохнул:

— Это Вы, командир, правильно сказали. Я как свои вещички армейские начну перебирать, так просижу несколько часов, всё в памяти оживает, как в кино: и боевые товарищи, что погибли ради дела, всё вспоминается, и хорошее, и плохое. И что удивительно, что уж тут хорошего по горам, каменюкам лазить, да от пуль и гранат уворачиваться, а вспоминаю это почему-то, как лучшие свои деньки. Спасибо Степану, нашел меня на границе, где я, как «цуцик» какой-то, болтался и взял к себе в команду. Вот сейчас он меня определил на это место, приказав: беречь пуще глаза Вас. Слишком большое, нужное для людей Вы дело затеяли. Врагов у Вас — тьма! Да и трудов немерено. Редкие мужики за такое возьмутся. Я это прекрасно понимаю, вижу, каким Вы со своего комбината возвращаетесь, да сколько времени и сил тратите. Но всё равно хочется с оружием по этим бандитам пройтись, чтобы, они, знали, как народ «гнобить». Ух, и ненавижу я их, у себя дома на них вот как нагляделся. Они везде одинаковые — волки!

Потом вдруг прервав свою трескотню, объявил:

— А к Вам через полчаса все придут. Приказали, как встанете, предупредить их и через полтора часа придут. Ну вот, час уже прошел.

— Спасибо, Александр, за еду, за доброе отношение. А насчет твоего боевого участия, обещаю — примешь! Негоже здоровому бойцу без боевой практики быть. Это точно также, как в музыке, музыкант должен все время репетировать.

Поднявшись к себе в кабинет, задумался. Ему было отчетливо ясно — предстоит заключительная фаза противостояния с баем. Никакой компромисс невозможен. Или он его вытащит на суд народный, или тот соберет все силы, ресурсы умудрится погубить дело, начатое им вместе с уже новыми боевыми товарищами. Самое главное в предстоящей операции было вытащить этого паука из его логова. Дворец культуры, который отобрал у комбината, Икрам, судя по данным Василия, превратил в настоящую крепость. В ней, в этой крепости, было более сотни боевиков, причем около семидесяти из них представляли собой уже «натасканную» нанятыми профессионалами неплохую боевую единицу. При этом практически вся она размещалась внутри здания, защищая все входы, лестничные марши, коридоры. И это, не считая полутора десятков профессионалов, организовавших эту защиту, и десятка, готовых на все по команде своего хозяина, головорезов-телохранителей. Прямой штурм этой крепости, безусловно, будет чреват большими потерями, да и само здание, такое нужное для людей, тоже может сильно пострадать. Допустить такого нельзя. Необходимо провести спецоперацию по проникновению группы высокоспециализированных профи внутрь здания и уж там, расправившись с защитниками, вытащить этого паука — Икрама. Такая задача не многим по плечу, да что немногим — единицам. Лично он знал только одну команду, способную на такое — это бывшую команду Деда. Вот им-то по плечу решить эту проблему! Но, конечно, поддержка Степана и Олега, да опора на информацию Василия, тут необходима. Во всяком случае, это существенно упростит задачу тех, кто пойдет внутрь дворца. В общем, тут есть над чем подумать. И, как ни крути, а обращаться за помощью к своим боевым товарищам придется. Их работа — залог минимальных потерь и успеха. За этими раздумьями его и застали верные друзья-помощники. Они, можно сказать, ввалились к нему в кабинет, принялись его по-простому, как принято в боевом братстве, тискать, похлопывать по плечу, говорить теплые слова. Растроганный таким приветствием и ясно выраженным чувством радости от того, что он жив и здоров, вернулся с успешно завершенной им операции, он уточнил: