Виктор Иванников - Продолжение борьбы

— Есть, командир, все понял, а завтракать когда будете?

— Через сорок минут.

На это раз он сделал приличную разминку, принял контрастный душ и уже «собранный» с «четко думающей головой» спустился вниз, к столу, и на этот раз ломящемуся от яств. Посередине, как и ночью, гордо возвышалась потертая, кое-где помятая, фляжка Иркина. Александр весь сиял, по-хозяйски обвел взглядом стол, гостеприимно пригласил:

— Садитесь, Карим Юсуфович, мы уж постарались от всей души. Тут все наши бойцы интересуются, как Вы, как прошло дело? Как секретарша какая-то стал. Уж больно все переживали за Вас.

— Отвечай всем, дело сделано, как и запланировано. Никто из наших даже царапины не поимел. Настроение бодрое! Противнику нанесен большой урон. Скоро будем добивать этого упыря.

— Понял, командир!

— А если понял, то фляжку убери. Рано еще праздновать. Вот с устатку «фронтовую» можно. Сейчас день начался, как говорится, трудовые будни, а для этого нужна ясная голова.

Александр обиженно «хмыкнул»:

— А мне Иркин Нарсаддыкович приказал ее поставить, — вдруг ухмыльнулся и произнес весело, — а кто теперь главный на комбинате? Он. Вот я его и слушаю.

— Правильно делаешь, пусть учится начальствовать. Это, брат, трудная наука, по себе знаю. А сейчас все его приказы обязаны выполняться «от и до». Но он же не приказывал тебе меня поить? Так? А раз так, то пусть постоит, ежели был таков приказ, но принимать «фронтовую» сейчас я не буду. У меня нет похмелья после вчерашнего, так меня учили. Да и вообще знаю простую истину и тебе советую ее помнить: «Не страшна выпивка, а страшно опохмеление». Это еще предки русские своих сыновей и внуков учили. А ты же русский. Для тебя такое должно быть законом. Лучше, как это у русских, огуречного рассольчика выпить, или, по кавказскому обычаю, хаша поесть, но не опохмеляться водкой, а то может и в привычку войти.

Александр обиженно возразил:

— А я, как и другие, ежели на другой день голову ломит, то приму дозу и все проходит.

— Это только кажется, что проходит. Организм-то травится в этот момент по-настоящему. Советую тебе это хорошенько запомнить.

Завтрак прошел в полном молчании. Честно говоря, есть ему и не хотелось, ведь, в сущности, он уже позавтракал очень ранним утром, но вот чаю — только что заваренного, крепкого, ароматного, так, как учил его отец, — напился от души. Поблагодарив верного Александра, поднялся к себе и принялся изучать прихваченные из кабинета папки с отчетами помощников Ошера Мендловича. Пара часов пролетела незаметно. Работалось споро, цифры воспринимались ясно, более того, началась уже сказываться практика. Он довольно уверенно читал эти записи, что называется, «между строк», и картина, вытекающая из этих отчетов, как ни старались авторы приукрасить была явно неприглядной. Он еще раз убедился — с этими «коллегами» ему не удастся «поднять» комбинат, нужны другие мозги, другое отношение.

В дверь постучали. Вошел Александр и доложил:

— К Вам Василий и Олег, Вы их вызывали.

— Я не вызывал, я просил. Это Иркин сейчас может вызывать, а я пока только просить. Ну ладно, запускай. Только чай, нет, кофе организуй. Умеешь варить-то?

— Обижаешь, командир. В моей части командир только мне и доверял, он всегда говорил:

— Приготовленный мною кофе, отлично прочищает мозги и поднимает тонус!

Ну, вот и отлично, готовь! Попробуем! Сравним с тем, что готовят арабы, в Южной Америке.

— А Вам разве приходилось там бывать?

— И не только бывать, но и живать, правда, не долго. В общем, неси, дам тебе честную оценку.

Вошедшие Василий и Олег поприветствовали его. Он тоже, внимательно всматриваясь в их лица, поприветствовал их. На лице Олега, что очень его порадовало, не виделось никаких следов вчерашней операции и разгрузочного мероприятия. Он был собранным, целеустремленным, готовым к действию. Вошел Александр с подносом, на котором стоял кофейник и сливки.

— Вот, командир. Приготовил.

Он молча уставился, ожидал оценки. Карим медленно налил в чашечку кофе, не спеша, смакуя, попил в тишине, пожевал губами и, наконец, изрек:

— М-да, не по-бразильски конечно, да и не по-арабски, но своеобразно, очень любопытно. Ты сам зерна обжариваешь и мелешь?

— А как же, — обиженно ответил он. — Только сам. Разве можно этим фабрикам сейчас доверять. Там же одно жулье. После них в этом порошке и кофеина по-настоящему не остается. А у меня все, что природа дала, сохраняется.

— Молодец, Александр. Буду знать теперь и всегда, когда захочу тонус поднять, обращусь к тебе.