Андрей Воронин - Марафон со смертью

— Конечно, и эту бумажку, буду оспаривать. Каждое слово здесь — ложь…

— Ну уж, знаете!

— Да, да! Он — не олигофрен. Виталик очень умный, сообразительный, нормально развитый для своих лет мальчик. Я не знаю, может быть, лимфоузлы у него в последнее время и увеличились…

— «Может быть»! «Я не знаю»! — зло передразнил ее Сергей Антонович. — Вы ничего не знаете, это точно. Мальчика обследовали лучшие врачи, опытнейшие специалисты-медики нашего города. Уж поверьте, Пелагея Брониславовна, им виднее, болен ли и чем именно мальчик.

— Нет!

Кашицкую охватило тоскливое отчаяние. Она испугалась, потому что вдруг отчетливо поняла, что от всего этого может запросто сойти с ума.

— Нет! Виталик не дебил!

— А про дебилов тут ничего и не сказано, только про олигофрению… Ладно, давайте читать дальше, — оборвал ее Антоненко. — У меня, честно говоря, не так много времени, чтобы…

— Но ведь это же ребенок, вы понимаете или нет, Сергей Антонович? Ну кто о нем позаботится, если не я, его тетка, единственный на этом свете близкий ему человек? Если не вы, которому это положено по долгу службы? Это совершенно не правильный диагноз…

— Перестаньте! — Антоненко брезгливо поморщился и устало махнул рукой. — Слушайте лучше дальше. Вот заявление гражданина Италии господина Марио Контанелли. Проживает в городе Сан-Бенедикто, пьяцца дель Кампо, 5. Владелец торговой компании «Джорджио Контанелли». Отец двоих детей. Он просит право на усыновление больного ребенка и предоставляет гарантии полного курса лечения и постоянного медицинского обслуживания. Здесь приложена его декларация о средних доходах за год, справка о владении недвижимостью — дом, два магазина, склады, пиццерия… Вам что, Пелагея Брониславовна, все, что я рассказываю, — неинтересно?

Кашицкая и в самом деле сидела с таким отрешенным видом, будто все, что рассказывал сейчас Антоненко, не касалось ни ее, ни Виталика. Тупо уставившись в стену напротив, женщина молчала, и никакие эмоции не отражались на ее вмиг осунувшемся и сразу постаревшем лице. Она скорее всего даже не слышала, что рассказывал этот чиновник, старательно копошась в своей проклятой папке.

Так и не дождавшись от нее ответа, Антоненко снова вернулся к своим бумажкам. Вытащив из папки очередной документ, он подвигал его к посетительнице.

— Вот, прошу ознакомиться. Это выписка из протокола заседания коллегии гороно совместно с начальником управления образования и соответствующей депутатской комиссией городского совета. На заседании было принято коллегиальное решение пойти навстречу господину Контанелли и удовлетворить его прошение об усыновлении Виталия Васильевича Корабельникова. Документы Контанелли и Корабельникова с копией нашего решения были направлены в Киев, в министерство образования. Через несколько недель мы получили официальный ответ. Вот он, видите — подпись министра, регистрационный номер, выходящий номер…

Голос Антоненко еле-еле доносился до Пелагеи Брониславовны откуда-то издалека, будто с трудом пробивал страшную стену безразличия и крючкотворства, окружающую со всех сторон этого человека, отделяющую его и ему подобных от нормальных людей с нормальными человеческими радостями, заботами, проблемами. Она бы не услышала его, даже если бы и хотела, потому что не понимала, откуда такие, как Антоненко, вообще берутся.

— Министерство образования утвердило наше решение и подписало все соответствующие документы, подтверждающие факт усыновления господином Контанелли…

Пелагея Брониславовна почувствовала, что задыхается в этом кабинете, рядом с этим человеком, и, ни слова не говоря, встала и направилась к выходу.

Антоненко наконец замолчал, удивленно глядя на странную посетительницу, и тогда в наступившей вдруг тишине Пелагея Брониславовна, обернувшись на пороге и страшно сверкнув своими добрыми учительскими глазами, чуть слышно и очень спокойно произнесла:

— Будь ты проклят, гад! Будь проклят с этого момента весь твой род! Чтоб в твоем роду отныне у родителей всегда забирали детей!

Она повернулась и вышла, а Сергей Антонович, образованный и современный человек, преуспевающий чиновник, отец вполне благополучного семейства, выбежал из-за стола как ужаленный, грязно ругаясь и испуганно вращая маленькими глазками:

— Заткнись, баба блядская! Дура старая! Чтоб ты сдохла и похоронить тебя некому было! Ишь что вздумала — проклинать меня! Ведьма!