Евгений Сухов - Бриллиантовый крест медвежатника

В надежде оторваться от «хвоста» Савелий пошел вдоль этих модных магазинов, и тут ему повезло: из церкви, стоящей в глубине улицы, торжественно выносили очередного покойника. Подождав у высоченной колокольни, пока похоронная процессия не поравняется с ним, Савелий нырнул в толпу, дошел с ней до большой торговой площади, повернул в проходной двор, скорым шагом опять поднялся на Воскресенскую улицу, прошел университет, полицейскую часть и проверился: «хвоста» не было. Свернув направо, он спустился по крутой улочке к Черноозерскому саду и присел на одну из свободных скамеек. В ряду домов по улице Черноозерской его внимание привлекло угловое трехэтажное здание с огромными, выше человеческого роста, окнами второго этажа. На большом козырьке парадного входа золотом светились буквы: ГОСУДАРСТВЕННЫЙ. На обоих торцах козырька было написано: БАНКЪ.

– Добрый день, – остановился возле Савелия высокий худой человек в касторовой шляпе, что обычно носят художники. В руках у него были тренога и фотографический аппарат. – Позвольте представиться, Соломон Фельзер, свободный художник. Смею вам заметить, молодой человек, что у вас очень выразительное лицо. И пусть мне уже никогда не покушать фаршированной щуки и кугеля с медом, если это не так.

Человек в касторовой шляпе поставил треногу на землю и, ободренный молчанием Родионова, продолжил, указывая на свой инструментарий:

– А ви знаете, что это такое? Нет, молодой человек, ви не знаете, что это такое. Так я вам скажу: это фотографический аппарат системы господина Бартильона. О, это был выдающийся человек, очень, очень выдающийся человек. Если ви захочите, я могу рассказать про него много хорошего и поучительного. Однажды господин Бартильон… Простите, ви не сильно спешите?

– Я как раз собирался уходить, – улыбнулся фотографу Савелий, прекрасно знавший приемы забалтывания своих жертв цыганками, факторами и свободными художниками, в результате чего жертва либо мрачно соглашалась на их предложение, дабы скорее от них отвязаться, либо, одурманенная напором и нескончаемым словесным потоком, так же, но уже безвольно, соглашалась на все.

– О, я вас не задержу, молодой человек. Так вот, меня, как я уже имел честь вам говорить, зовут Соломон Фельзер. Я мастер фотографического портрета. А ви, я подозреваю, давно желаете сделать свою фотографическую карточку. Я таки прав?

– Вы ошибаетесь, дорогой маэстро. Я вовсе не желаю иметь свой фотографический портрет. Их уже и так слишком много…

Савелий поднялся и коснулся рукой шляпы:

– Всего доброго.

– Подождите, молодой человек! Ну, хорошо, не желаете фотографироваться, так у меня имеется для вас кое-что другое.

Маэстро полез в карманы своей накидки и выудил несколько браслетов в форме змеи из дутого золота.

– Взгляните, молодой человек! – воскликнул, оказывается, не только фотографических дел мастер. – Ваша дама будет в восторге!

– Моя дама не пустит меня с таким подарком и на порог, – мельком взглянув на браслеты, ответил Савелий.

– Верно! – быстро нашелся поклонник Бартильона. – Ви совершенно правы, молодой человек. Ну, хорошо, так и быть! У меня есть кое-что специально для вас.

Фельзер снова полез в карман, пытливо посмотрел прямо в глаза Савелия и протянул ему маленький хромированный пистолет с коротким стволом, легко уместившийся на ладони.

– Это полуавтоматический пистолет марки «Дуглас». Шесть зарядов в магазине, один в стволе. Не хотелось бы, чтоб он вам, Савелий Николаевич, когда-нибудь пригодился, но с ним все же будет надежнее.

Родионов резко выпрямился и жестко посмотрел на пожилого еврея. Что-то в его глазах и нескладной худой фигуре с несоразмерно длинными руками показалось Савелию знакомым. Взгляд его потеплел, и скоро лицо Родионова расплылось в улыбке.

– Заноза!

– Он самый, – приподнял шляпу маэстро и растянул до ушей губастый рот.

– А пошто ты в фельзеры окрасился? – в недоумении спросил Савелий.

– А такой уж документ мне достался, не из чего было выбирать-то. Да и ноги пора было делать, покуда не замели. Обложили нас тогда легавые, продыху никакого не давали. Парамона Мироновича елдаши заезжие порешили, – Заноза посмурнел, даже шмыгнул хлюпко носом. – Вы – за бугром, и вестей от вас никаких; живы ли или лежите уже бездыханным в чужедальней стороне – поди узнай. Евдокия тоже запропала невесть куда, все до того убивалась, что только двух елдашей уложила именно вот из этого пистолета. Она мне его и отдала опосля на сохранение. Дескать, возвернусь – отдашь. Не возвернулась. Так что держи, Савелий Николаевич. Родная скрипочка, чай, в обиду не даст…