Евгений Сухов - Бриллиантовый крест медвежатника

Первым приехал судебный следователь. Ему было уже за шестьдесят лет, он собирался подавать прошение об отставке и напоследок жаждал отличиться, дабы получить хороший пенсион…

Следователь прошел в крохотный кабинетик, повесил шинель и фуражку на напольную вешалку и велел конвойному привести арестованного.

Тот вышел и вскоре вернулся со Стояном.

– Ну вот, господин Стоян, мы и встретились с вами снова. Что вас привело в Казань? – неторопливо принялся за разговор следователь.

– Прикажите снять ковы, – попросил вор. – Иначе ничего говорить не буду.

Следователь посмотрел на конвойного и кивнул.

– Ваше благородие, не положено, – робко произнес конвойный.

– Я приказываю, – сухо промолвил следователь, доверительно поглядывая на Стояна.

Конвойный отомкнул ручные цепи и отошел.

– Так почему вы вернулись в Казань? – принялся было за допрос судебный следователь.

– У меня отобрали папиросы, – опять не ответил на его вопрос Стоян.

Следователь уже с раздражением посмотрел на вора:

– Верните ему папиросы.

– Но ваше…

– Я сказал, верните! – выпрямился на стуле следователь.

– Папиросы его в дежурной комнате, – нерешительно сказал конвойный.

– Немедленно принесите.

– Слушаюсь, – плюнул на инструкции конвойный и вышел, оставив вора со следователем тет-а-тет.

Стоян незаметно осмотрелся: рамы окон двойные, между ними – решетка: нет, через окна не уйти.

– Так зачем вы вернулись? За иконой? За припрятанными драгоценностями? – обратился к вору судебный.

– Вам я, пожалуй, скажу, – подался к следователю Стоян.

– Слушаю, – в свою очередь, наклонился тот к вору.

– Дело тут вот в чем, – начал Стоян. – В Казань я вернулся потому, значит, чтобы, чтобы…

Он привстал и вдруг резко и неожиданно ударил следователя ребром ладони по кадыку. Старик закатил глаза, задохнулся и повалился грудью на стол.

Вошедшего в кабинет конвойного Стоян свалил таким ударом кулака, которым, верно, можно было бы убить и быка. Затем подошел к вешалке, надел на себя шинель и фуражку следователя, прихватил его портфель и вышел из кабинета. Коридор был пуст. Стоян скорым шагом вышел из арестантского дома и, похрустывая молодым снежком, пошел к воротам.

– Что, ваше благородие, молчит ворюга-то? – отпирая калитку, спросил молодой стражник.

– Молчит, собака, – ответил Стоян и шагнул за ворота.

После казанского побега Варфоломей Стоян объявился в Харькове. Если он успел после побега вскрыть тайничок, то крест от короны мог прихватить с собой.

В губернский Харьков он прибыл в начале 1906 года. Обзавелся квартирой в мещанском квартале, выписал из Мариуполя Прасковью Кучерову и зажил прежней жизнью: ненадолго выезжал из города и возвращался с камушками и жемчугом.

В первых числах мая Стоян получил от одного старого дружка письмо. Тот звал его в Ярославль на «верное дело». Стоян в Ярославль приехал и через час, избитый в кровь, лежал на каменном полу мрачной одиночки Ярославской тюрьмы, считавшейся в уголовном мире одной из самых жестких крыток во всей Российской империи…

– В гостиную пожалуйте, господа, все в гостиную, – суетился Афинодор Далматович, то и дело доставая из жилетного кармана часы-луковичку и поглядывая на время. – Сей час уже начинаем.

Пассажиры первого класса, одетые так, будто они собрались в настоящий театр – дамы в вечерних платьях и в шляпках со страусиными перьями, мужчины в смокингах и фраках с букетиками цветов в петличках, – рассаживались на стульях, принесенных из столовой. Импровизированная сцена, где вчера пели и отплясывали канкан Китти, Душечка, Вишенка и Колибри, сегодня обзавелась занавесом и подсвечивалась мощным речным фонарем, выпрошенным Дорофеевым у капитана парохода. Савелий и Елизавета пришли последними и потому заняли два крайних места во втором ряду. На место у прохода села Лизавета.

– Можно я сяду с краю? – попросила она Савелия. – Не хочу, чтоб со мной был кто-то рядом, кроме тебя.

Когда все расселись, свет в гостиной приглушили. Через мгновение занавес раскрылся, представив взору публики рыжую девицу с идеальной фигурой. Красное, почти под цвет волос трико плотно облегало стройные ноги, живот и грудь, а короткая юбочка-плиссе абсолютно не мешала обозревать главные прелести мадемуазель Карменциты. Наступила тишина, в которой абсолютно всем пассажирам, собравшимся в гостиной, было слышно, как судорожно сглотнул слюну грузинский князь.