Дмитрий Стародубцев - Сильвин из Сильфона

Надеюсь, он повелся! — произнес костюм, который здесь распоряжался. А куда он денется с подводной лодки? — ответил тот, который следил за работой аппаратуры. К чему это все? Надо было просто его хлопнуть! — высказался третий костюм, который до этого безучастно стоял у окна. — Бесят меня все эти новомодные штучки!

Старикашка, тем временем, закончил свое пафосное вступление и в последующие пять минут тщетно успокаивал захлебывающуюся в радости площадь. Стихия бушевала, неистовствовали флаги, на громадном мониторе транслируемая картинка больше напоминала репортаж с футбольного стадиона, где тысячи воодушевленных победой фанатов в шквальном порыве благодарили своего кумира за решающий гол. Это был триумф, даже VIP-трибуна разом поднялась с мест и безудержно аплодировала, отбивая ухоженные ладони.

Тут многоуважаемые оппоненты вменяют мне в вину, — продолжил мэр, перекрикивая на первых словах шум, — что я устроил День города накануне выборов якобы для того, чтобы этаким запрещенным приемом резко поднять себе рейтинг. Это неправда, и я хочу вам это доказать!..

Какой-то незримый диссонанс почуял мистер Colgate, что-то странное в окружающей обстановке. Он огляделся, прислушался и внезапно поймал это несоответствие: что-то нескладное было в шуме, доносящемся из окна, и уличном фоне в динамиках радиоприемника. Вроде бы и там, и там одно и то же — присутствие нескольких тысяч людей, но все время ощущается какое-то легкое, как взвесь на дне коллекционной бутылки, различие, будто оба события происходят в разных местах и с разными людьми. Впрочем, слишком задумываться над этим он не захотел, тем более что несколько лет назад, когда мэр выступал на этой же площади примерно перед таким же количеством людей, мистер Colgate избавлялся от наличных на Карибах в компании одной бывшей монашки и не мог знать, что речь, которую он сейчас слышал в прямом эфире, уже когда-то произносилась.

Наверное, пора! Он сжал мобильный телефон в своей руке и прикоснулся пальцем к смертельной кнопке. Сейчас же он ощутил страх, который огненной лавой разлился по жилам, хотя этот страх только разгорячил кровь, придал решимости во что бы то ни стало завершить начатое.

Сильвин продолжал смотреть репортаж с площади Согласия. В горле уже стоял кусок свинца, во рту не осталось ни молекулы влаги. Больше всего на свете ему сейчас хотелось все бросить, куда-нибудь сбежать, далеко-далеко, например, воспарить над Сильфоном, оставив внизу всю мерзость жизни, зарыться лицом в облака, чтобы ничего не видеть, залить уши расплавленным ветром, чтобы ничего не слышать, и никогда больше не возвращаться. Но то, что происходило на экране, вопреки всему, всецело удерживало его внимание.

А дело в том, что по настоятельному приглашению Старикашки на сцену уже поднимались оппозиционеры — несколько известных политиков и крупных предпринимателей, которые до этого сидели компактной общиной и с кислыми лицами наблюдали за происходящим. Идите сюда, все идите! Весь этот сектор! Я прошу! Нет, я требую! С женщинами идите! С охраной идите! Не стесняйтесь, не укушу! Поднимайтесь же, скорее! — запанибрата подбадривал мэр.

Сильвин еще не верил своему глазу, но на помост уже карабкался по крутым ступенькам позирующий каждым своим мускулом Артист, далее — приятно смущенный генерал, потом перепугавшийся тучный Мистификатор, еще растерявшаяся темнокожая Мармеладка, с которой предводитель столичных, видимо, боялся расставаться, и с ними — друзья, консультанты и охранники.

Вскоре сцена до отказа заполнилась людьми. Здесь была представлена вся палитра политической конкуренции Силь-фона, включая привычных аутсайдеров предвыборной гонки — местных красных, черных зеленыхи ЛигуБожьего храма, ныне прожорливой оравой примкнувших к коалиции Артиста. По всему было видно, что для многих, взошедших на помост, такой поворот событий явился полной неожиданностью. Народ на мостовой, который Старикашка всего за пятнадцать минут присутствия на сцене успел окончательно обратить в свою веру встретил его недругов неодобрительным гулом и пронзительным свистом.

Итак, будем справедливыми до конца, — заявил действующий мэр, решительными жестами заставляя площадь замолчать. — Сколько я говорил до этого? Минут пятнадцать? Что ж, давайте, друзья, наберемся терпения и предоставим возможность моим почтенным оппонентам поздравить нас с Днем города. Будьте любезны! И Старикашка с учтивостью джентльмена пригласил к микрофону своего главного соперника — Артиста.