Олег Мазурин - В ходе ожесточенных боев

И он ушел.

Медсестра покормила его с ложечки манной кашей. Вскоре веки его отяжелели, тепло разлилось по его телу, и он отправился в царство Морфея.

Вечером позвонил Ник.

— Мне сообщили, ты пришел в сознании. Ну, как дела братишка? Все хорошо? Ништяк!.. Ты уже все знаешь? Крепись, Леха! Мы воины, смерть всегда рядом с нами. Они умерли достойно, как правильные пацаны. Похоронили их с почестями. А эти твари умрут! Век воли не видать! Подохнут, точняк, отвечаю! Ты же знаешь, Леха, мое слово — закон!.. Выздоравливай, братишка. Ты мне нужен. Сейчас в крае непонятки, разборки. Нелегкое лихое время. Я твоей матери сказал, что ты в длительной командировке. Дал деньжат на продукты.

— Спасибо, Ник.

— Ладно, базарить больше не буду: тебе отдых нужен. Позвоню завтра.

Рудаков снова заснул.

Место, где лечился Алексей, являлась когда-то спецдачей наркома Литвинова. Она находилась в Химках, недалеко от Новогорска. На громадной территории дачи, среди вековых сосен, располагался двухэтажный каменный домина. Около дома — небольшое озеро. Здесь бывали и Василий Сталин, Берия и другие важные государственные чины.

Раньше эту дачу арендовала одна югославская фирма. Она занималась продажами трикотажа, пальто и колготок. Она и сделала хороший ремонт внутри здания. Построили двухэтажный кирпичный дом, где размещалась столовая и жилые помещения. Сначала фирма хорошо развивалась, имела даже свои отделы в крупных универмагах Москвы: ЦУМ, ГУМ и др. Но потом дела у фирмы пошли на спад. И когда фирма благополучно скончалась, дачу арендовал Тимофей. На ней он мало бывал. Так берег на всякий случай. Для сепаратных переговоров, для верных друзей и партнеров.

На первом этаже располагались сотрудники инвестиционной компании «Цезарь», работающих на Тимофея, и охрана. На работу и с работы их от метро «Планерная» привозили две машины. На втором этаже находилось несколько кабинетов, оснащенных самой современной и супердорогой оргтехникой, и импровизированный госпиталь, где и лежал Художник. Мало кто из сотрудников компании знал про жилой второй этаж. А если кто и догадывался, то держал язык за зубами. Знал: молчание — золото, а слово — скорый путь на кладбище. На второй этаж можно было попасть только через одну комнату, которая располагалась в большом зале и была почти всегда закрыта. Медсестры работали по неделе. Одну неделю — смуглая худенькая Жанна, вторую — уже известная Алла. Еду приносил кто-нибудь из охраны. Иногда Художника посещали Ферзь или Прибалтика.

Дни текли унылой чередой.

Алексей волновался. Словно он не матерый тридцатипятилетний мужик, а простой наивный мальчишка, стоящий перед окнами симпатичной одноклассницы и с восторженным замиранием сердца ждущий ее появления. Или робкий и пылкий влюбленный, трепещущий от волнения на первом своем свидании. Он и краснеет и бледнеет, и мямлит, и мычит, и заикается, ведет себя как последний тюфяк, как слабовольная тряпка, но не знает что сказать понравившейся девушке.

Рудаков в третий раз набирал номер домашнего телефона Кати и в третий раз сбрасывал! Стоит ли с ней разговаривать? Может быть, она его уже забыла? Из глаз долой из сердца вон? Или иногда вспоминает? Очень хочется это узнать. Как она поживает, как дела. И пусть у нее, возможно, теперь другой бой-френд, и пусть она пошлет его на три советских буквы… Пусть. Но Алексей все же ей позвонит.

Решимость в нем окрепла окончательно. В четвертый раз он уже не сбрасывал вызов — ждал ответа.

Длинные гудки…

Наконец трубку взяли. Сердце Алексея запрыгало от радости — он узнал ее мелодичный голос.

— Алло, кто это?!. Алло?!. Алло! Что за шутки?!..

— Катя… это я?

— Кто я?.. Леша?.. Ты?..

Тон ее удивленный. Донельзя.

Долгая пауза.

Рудаков нарушил ее первым:

— Как поживаешь?

— Нормально.

— Замуж вышла?

— Собираюсь.

— И кто этот счастливчик?

— С моего факультета…

Снова пауза. Теперь первой ее преодолела Екатерина.

— Тебя не видно ни в Минусе, ни в Абакане. Ты сейчас в Москве?

— Скорее да, чем нет.

— Твоего знакомого, метиса, убили в Москве. Мне девчонки из Минусинска рассказали. И еще троих. Ты был с ними? Тебя ранили?

Голос ее стал взволнованный.

— Нет, не был я с ними. И я здоров как бык.

Она облегченно выдохнула. Помолчала, потом раздражено заговорила.

— Зачем ты позвонил?

— Соскучился.

— Неужели?

— Даже очень соскучился…

Томительная пауза. Она заплакала и заговорила уже сквозь слезы, быстро и эмоционально.