Олег Мазурин - В ходе ожесточенных боев

Вскоре все было закончено. Джипы походили на два гигантских дуршлага, сквозь отверстия которых вытекали коктейль из бензина и крови. Черные вездеходы вспыхнули огнем. Восемь мертвых тел со свинцовыми вкраплениями стали медленно поджариваться. Братская могила в виде джипов превратилась в одночасье в крематорий.

Борман, залитый кровью и утыканный свинцовыми «семечками» как подсолнух, остался в кресле. Он смотрел непонимающими и недвижимыми глазами на крышу машины. Волосатая татуированная рука, вся в каплях алой крови и с большим золотым перстнем, безжизненной плетью свесилась из выкрошенного пулями окна. Язычки пламени вовсю уже лизали ее. Запахло паленой шерстью. На губах авторитета застыла страшная полуулыбка, полугримаса. Так погиб абсолютно счастливый человек Виктор Николаевич Горбунов.

Как говорил Саломон: «Есть пути, которые кажутся человеку прямыми, но конец их — путь к смерти». Возлюбил он проклятие — оно и пришло на него.

…Когда Моисеев прибыл на место происшествия, оперативники на карачках ползали на месте происшествия, собирали еще теплые гильзы и аккуратно складывали в пакеты. Суетился судмедэксперт. Бравые гаишники полосатыми жезлами отгоняли от покореженных машин притормаживающих зевак-водителей. Стояла карета «Скорой помощи» и эвакуатор.

Начальник уголовного розыска все сразу понял. Кто стрелял, в кого стреляли, мотивы убийства. Но арестовывать подозреваемых он не стал. Моисеев неукоснительно соблюдал договор, сепаратно подписанный в сосновом бору.

Все возвращалось на круги своя. Бизнесмены, поспешно отрекались от бормановской или магометовской «крыши», каялись и с радостной покорностью возвращались под «крышу» никоновскую. Но членов никоновской группировки увлекало другое.

Месть, месть, месть!

Как банда карателей рыскали никоновцы по городу и окрестным селам, выслеживая своих врагов. А они, будто тараканы, разбегались по краю. Они опасались мести. Но Длинный не удалось уйти на дно: его повязали во время облавы на хате его любовницы и доставили Художнику.

… Длинного кулем вывалили из машины под ноги Художнику. Руки подонка были связаны. Рудаков достал пистолет. Загнал патрон в патронник.

— Художник, не убивай! — взмолился Длинный. — Я буду на тебя работать! Я Бормана ненавидел, хотел уйти к вам!

— Ты, урод, не суши зубы и слушай сюда! Сейчас ты, мразь, ответишь, за мою сестру, которую ты изнасиловал и убил на хате у Шульца. Там был ты, Камыш и Шульц…

— Я не виноват! Я не убивал! Это Шульц с Камышом!

— Не мети пургу, гнида! А топором кто ее покоцал? Кто!!!

— Это Шульц! Он издевался над ней! Он отрубил сначала ей руки, потом голову…

Волна ярости захлестнула Алексея. Он нажал на спуск пистолета. Загрохотали торопливые выстрелы. Очнулся Алексей тогда, когда затворная рама застыла в заднем положении. Художник обратил внимание на то, что его указательный палец продолжает механически нажимать на курок. Оказывается, он расстрелял всю обойму. Все пятнадцать патронов. Часть пуль попало в гигантский тополь, а часть — в приговоренного.

Длинный лежал в луже крови. Он походил на сырой кровавый полуфабрикат. Кот, Хмель и братва настороженно смотрели на босса. Баум осмелился подать голос:

— Алексей Владимирович, мы нашли логово Шульца. Он в ста километров отсюда, за деревней. Там у него домик.

— Как вышли на него?

— Родственнику паяльник в задницу засунули — он и раскололся.

— Ништяк. Хмель, Баум, уберите эту падаль.

— Хорошо, босс.

Приятный банный запах витал в воздухе.

Два джипа «Лэнд Круизер» и «Мицубиси Паджеро», пробравшись через лесные чащобы и тропы, резко затормозили около здоровенного бревенчатого дома, больше похожего на сказочный терем или купеческие хоромы. Из автомобилей выскочили с десяток вооруженных людей. Среди них находился Художник.

— Окружайте дом! Шульц не должен уйти! Если что стреляйте на поражение! — распорядился он.

Бригада рассредоточилась по периметру участка Шульца, огороженного двухметровым деревянным забором. За оградой залаяла псина. Сам Художник двинулся через ворота с АКМ в руках. За ним — Кот с «Узи» и Баум с «Ремингтоном».

— Шульц, выходи дело есть! — крикнул Рудаков.

Художник предусмотрительно нажал на спуск автомата. Смертоносная «швейная машинка» с названием «Kalashnikov» прошила ворота свинцовой строчкой. И следом — еще одной. Ворота выбили на раз.

Влетели во двор. Кот полосонул очередью по окнам. Стекла, звеня, осыпались. Баум кинул в окно гранату — грохнул взрыв!