Андрей Ильин - Криминальный отдел

Впереди этого состава не было локомотива. Возле вагонов не стояли услужливые проводники. Бригады осмотрщиков не стучали по буксам длинными молоточками. Не суетились пассажиры. Не кричали «Па-а-бере-гись!» толкающие по платформам тележки носильщики. Никто никуда не ехал, и никто никуда не опаздывал.

Ничего этого не было.

Потому что этот железнодорожный состав стоял в тупике. Там, где рельсы уже никуда не шли. Где первый вагон упирался в наклонную бетонную надолбу.

Все было тихо и безлюдно.

Жарило июльское солнце. О чем-то щебетали птицы в недалеких лесопосадках. Стрекотали кузнечики. Медленно жухла трава.

Вагоны стояли в тупике уже шесть с половиной часов.

Все было тихо и безлюдно, хотя в нескольких сотнях метров от вагонов в оврагах, балочках и кустах притаились десятки людей. В защитной униформе.

— Ну что? — спросил облаченный в милицейскую форму и синий бронежилет подполковник. — Где они?

— Хрен знает. Там пять вагонов. И они могут быть в каждом…

— Что значит «хрен знает»? Чей хрен знает?

— Садовый… знает, — зло огрызнулся майор.

— А что наблюдатели?

— Что наблюдатели? Смотрят наблюдатели…

— И что видят?

— Все то же самое. Большой, садовый…

Подполковник раздраженно сплюнул под ноги.

— Меня же начальство с кишками съест! Вместе с содержимым. Шесть с половиной часов! Ну должны же они как-то проявить себя. Ну там в окне мелькнуть, или железкой звякнуть, или в сортир сходить… Ну ходят же они в сортир?

— Наверное, ходят.

— Ну, значит, воду в унитазах сливают… И значит, можно ту воду увидеть. Следят твои «зыркачи» за сливами в туалетах?

— Следят. Что я, первый раз замужем?

— Ну и что?

— Ничего! Ни единой капли.

— Как так?

— Ну вот так. Может, они не сливают. Или прямо в купе гадят. Им же все равно. Им же никуда в тех купе не ехать…

— Тоже верно…

Чуть поодаль, в неглубоком кювете, лежали на спинах два человека. Рядовые, поднятые по общей тревоге следователи. И тупо жевали казенную, выданную сухпаем копченую колбасу.

— Надоело… — сказал один.

— Колбасу жрать?

— Лежать надоело. У меня дел — во! — и чиркнул обкусанной колбасой поперек горла.

— У всех дел — во!

— И, главное, за каким мы здесь? Все равно на захват спецназ пойдет.

— Это точно — спецназ. Это их работа.

— А наша?

— Наша — крестец студить. Лично мой крестец уже полный… не жилец.

— Крестец — это да. Без здорового крестца в нашем деле много не наработаешь…

Следаки дожевали колбасу и упали затылками на закинутые за голову руки.

В лица им светило яркое июльское солнце, руки щекотали близкие травинки. Было жарко, сытно и лениво.

— Смотри, еще начальство подъехало.

— Уже четвертое за час. Четыре генерала на один квадратный километр — это, я тебе скажу, немало. Это даже для управления немало…

Очередной генерал вышел из черной «Волги». К нему подскочил подполковник в бронежилете.

— Товарищ генерал. Разрешите доложить…

— Да ладно, и так все вижу. Сидят?

— Сидят.

— Не высовываются?

— Никак нет. Не высовываются.

К новому генералу подошли три предыдущих. Поздоровались за руки. И снова разошлись по машинам. Генералы предпочитали наблюдать за операцией через стекла персональных автомобилей. В которых работали кондиционеры.

— Ну все, надо что-то делать! — сказал подполковник своему заместителю.

— Надо…

— Покричи им, что ли. Чтобы сдавались.

— Так кричали уже.

— Еще покричи. Может, они проснулись.

Майор отошел к машине с установленными на крыше громкоговорителями. Взял в руки микрофон.

— Работает?

— Так точно. Работает.

— Внимание, — сказал майор, и его тысячекратно усиленный голос загремел над округой. — Повторяю свое предложение. Предлагаю сдаться по-доброму. Все подходы перекрыты. Деваться вам некуда. Отпустите заложников, выбросьте оружие и выходите с высоко поднятыми руками. В противном случае мы будем вынуждены применить оружие на поражение.

Повторяю. Отпустите заложников, выбросьте оружие и выходите с высоко поднятыми руками…

— Чего они орут? — поморщился один из залегших в засаде следователей.

— Положено — вот и орут. У них в инструкции написано, что следует попытаться все решить миром.

— А чего они так часто орут?

— Делать нечего. У тебя колбасы не осталось?

— Зачем колбаcа? Ты же говорил, что объелся.