Сергей Донской - Жадный, плохой, злой

Марк раздраженно убрал руку, положил ее на свое колено, а потом и вовсе забросил за голову. Я настороженно наблюдал за перемещениями его конечности. Будь это гремучая змея, я и то чувствовал бы себя в большей безопасности. А на месте Дубова я прятал бы такого сына в погребе с картошкой, вместо того чтобы позволять ему свободно разгуливать по дому среди молоденьких охранников.

– Ты что-то хотел мне сказать? – напомнил я, отгородившись от Марка дымовой завесой. Слабая на нее была надежда, но лучше такая преграда, чем совсем никакой.

– Мой отец серьезно болен, – изрек он с озабоченным видом.

Это ты серьезно болен, подумал я, а сам вежливо осведомился:

– Неужели? Надеюсь, у него не СПИД?

– Хуже. Значительно хуже. Мания величия плюс маразм в начальной стадии. Он перестал контролировать свои действия. Ведет себя как малое дитя.

Когда Марк удрученно причмокнул губами, он сам сделался похожим на перекормленного младенца, у которого отняли грудь. Впрочем, когда я вспомнил, что посасывает это создание отнюдь не материнское молочко, у меня пропало всякое желание умиляться.

Оглянувшись на охранников, старательно притворяющихся глухими, я понизил голос и спросил:

– Хочешь сказать, идея привезти меня сюда была бредом сумасшедшего?

– Не совсем. – Марк продолжал разговаривать громко, нимало не заботясь о посторонних ушах, развернутых в нашу сторону. – Отец вбил себе в голову, что человечество не может обойтись без его подробного жизнеописания. Две биографии уже опубликованы. Первая называется «Моя жизнь» и охватывает период до августовского путча. Вторая, «Наше дело правое», прославляет его, как мудрого вождя самой передовой партии на свете. – Марк презрительно скривился. – Пришел твой черед продолжать эту сагу, Бодров. Название отец заготовил: «Патриот России». Так что дело за малым. – Он ехидно захихикал.

Мне было не до смеха.

– Почему я? Какой из меня биограф? У меня плохая память на даты, имена, цифры…

– Отец содержит целую бригаду имиджмейкеров, они перелопатили все книги, изданные за последнее полугодие, и дружно решили, что твой стиль как нельзя лучше отвечает текущему моменту.

– Какому еще моменту? – пасмурно спросил я.

– Текущему, – терпеливо повторил Марк, словно имел дело с недоумком.

– Н-да? – Я кисло улыбнулся. – И в чем же особенность этого момента?

– А вот просмотри последнее отцовское интервью и поймешь, – предложил Марк, швырнув мне единственный журнал, оставшийся на столе.

Я раскрыл его на нужной странице и пробежался глазами по строчкам, пропуская репортерские вопросы. Взгляд выхватывал в тексте отрывочные фразы, а мозг укладывал их в осмысленную мозаичную картину.

…Не существует никакой чеченской проблемы, существует проблема производства напалма… Две-три новых Варфоломеевских ночи, и в России забудут, что такое терроризм, бандитизм и коммунизм… Пора возродить воинственный дух в крови славян… Твердая рука? Видите мой кулак?.. За мной сорок миллионов россиян. По остальным Израиль плачет… Родина в опасности! Пора создавать народные ополчения, как в сорок первом…

Ох и Дубов! Почище фюрера истерику закатил. Перед подобными откровениями так и напрашивался эпиграф: «Собака лает, ветер носит». Закрыв журнал, я метнул его на столик и признался:

– Все это я уже слышал. Разве что тема народных ополчений звучит экстравагантно.

– Это не пустые слова, – возразил Марк. – В легионах «Патриота России» насчитывается уже до тысячи прекрасно обученных юношей.

Я обернулся на задравших носы охранников, с сомнением осмотрел их с головы до пят и деликатно заметил:

– Что ж, военные игры пойдут молодежи на пользу, особенно на свежем воздухе. Лично я тоже когда-то любил играть в солдатиков. Вполне естественное для мужчины увлечение, верно?

Вернув голову в исходное положение, я обнаружил, что Марк опять прожигает взглядом джинсы между моих ног. Вот почему он оставил мой последний вопрос без ответа. В детстве его наверняка интересовали куклы, а не солдатики.

Я закинул ногу за ногу, прикурил новую сигарету и постарался опять напустить побольше дымного тумана. Неохотно переместив взгляд с моей нижней половины на верхнюю, Марк поднялся с дивана и сделал знак следовать за ним. Я подчинился, надеясь, что намечается не совместный поход в сауну. К моему величайшему облегчению, мы остановились на лестничной площадке, на самом краю крутого спуска. Если бы Марк вздумал распускать здесь руки, он переломал бы их вместе с ногами, катясь кубарем вниз.