Сергей Самаров - Тату с координатами

Не знаю, как в других подразделениях, но у нас в батальоне мне неизвестно ни об одном случае гибели солдат во время боевых действий. Ранения были. И у солдат, и у офицеров. Но «груз двести» [9]  «Груз двести» — тело погибшего бойца. батальон не отправлял ни разу.

Я в уровне подготовки своих солдат был уверен. Но в деле они меня ни разу не видели. Просто отдавать команды — это одно дело. И совсем другое — действовать самому. Сейчас случай был удобный. К тому же у меня было опасение, что эмир с татуировкой на предплечье — серьезный боец. И я не желал рисковать солдатами, отправляя их на его уничтожение. Я предпочитал действовать сам.

Дожидаясь младшего сержанта Колобкова, я проверил свою малую саперную лопатку — известное в спецназе ГРУ оружие ближнего боя. Лопатка была предельно острой. Я никому не доверял ее заточку, как никому не доверял свой японский заточной станок. Японцы вообще лучшие в мире специалисты по изготовлению холодного оружия и по его заточке. Во-первых, они делают самую жесткую в мире сталь, во-вторых, заточку этой стали проводят не абразивными кругами и даже не алмазными брусками, что для такой жесткой стали убийственно, а только керамическими кругами, имеющими минимальное зерно.

Мой заточной станок имеет именно такие круги. А сама лопатка в дополнение к хилой заводской закалке была закалена вручную моим знакомым кузнецом, которому я время от времени делаю заказы. То на такую же малую саперную лопатку, то на эксклюзивный боевой нож, то еще на что, например, на комплект S-образных метательных ножей, поскольку ни меня, ни моих коллег — офицеров спецназа — стандартные метательные ножи, совершающие в полете немыслимые кувырки, не устраивают.

S-образные ножи выковываются из лезвий двух опасных бритв, которые спаиваются посередине. А заточка выполняется таким образом, что при любом попадании нож своей тяжестью наносит опасную рубяще-резаную рану.

Я однажды увидел такой нож у ветерана спецназа ГРУ дома, в коллекции других ножей. Он для наглядности дал мне этот нож на несколько дней. Я отнес его к знакомому кузнецу с просьбой сделать такой же. Опасные бритвы тоже принес, для чего мне пришлось потратить день, объезжая все подряд магазины в областном центре. Тем не менее бритвы я нашел и скупил все, что имелись там в наличии.

Сейчас я носил на правом предплечье кассету с тремя такими ножами, потому что ножи я метаю левой рукой, так же, как и бью. Хотя стреляю, как правша, упирая приклад в правое плечо и прищуривая левый глаз. То есть левша я только наполовину. В отношении стрельбы я полноценный правша.

— Товарищ старший лейтенант, младший сержант Колобков по вашему приказанию прибыл.

— Со мной пойдешь. То есть впереди меня. Будешь мины высматривать. Если не дезактивируешь, мне сообщай, чтобы я осторожность соблюдал. Торопиться не надо. Успеем. Только маячки оставляй, чтобы потом искать легче было. Лопатка у тебя хорошо заточена?

Я убрал в чехол за спину свою лопатку. И не стал застегивать клапан чехла.

— Тихомиров перед выездом у всех проверял. Насчет моей даже не поморщился…

— Хорошо. Будь готов работать. Клапан чехла расстегни. И — за мной! Обгоняй по ходу дела. Я не буду торопиться.

Я, в самом деле, не торопился. И, легко преодолев первые пять метров, не забывая даже на этих метрах об осторожности и внимательно вглядываясь в места, куда буду ставить сначала локти, а потом колени, я остановился, давая возможность младшему сержанту занять место ведущего. Он не очень быстро, но все же на это место вышел.

— Правее сворачивай… — подкорректировал я направление его движения.

— Куда ползем? — своим вопросом Колобков напомнил мне, что я не провел с ним инструктаж. Это дело, конечно, необязательное, что от сапера требуется, я ему сообщил, тем не менее на случай если произойдет что-то со мной, напарник должен за меня завершить работу.

— Должны будем выйти за спину эмиру за бруствером.

— А если он сидит, прислонившись к брустверу спиной?

Так эмир, в моем представлении, и сидел.

— Значит, выходить будем не за спину, а в лицо. Это не так страшно, как думается…

Я вообще давно уже знал, что страх бывает присущ каждому человеку. Только один умеет его перебороть, другой не умеет. Каким угодно способом, по любой причине, от стыда ли перед другими солдатами, от стыда ли перед собой, от желания ли выпендриться, но боец обязан его перебороть. Но страх, известное дело, давит на сознание только до того, как ты начинаешь действовать. С началом действий любой страх пропадает. И своим бойцам я это многократно объяснял. И потому решил, что младший сержант Колобков меня понял.