Владимир Шитов - Схватка оборотней

— Иван Кузьмич, я позволю с вами не согласиться. Допрошенный в качестве свидетеля его лечащий врач показал, что у Рыбы такое тяжкое хроническое заболевание, не лечить которое он не может, иначе наступит осложнение. Сейчас он живет, в этом я уверен на сто процентов, под другой фамилией, паспортов у него хватает, может изменить свою внешность, но лечиться непременно должен приехать в Саки. Конечно, останавливаться в санатории имени Бурденко для него будет хамством, но там много санаториев и домов отдыха, где все лечение основано на грязи, которая завозится туда с озера.

— Что ж, с твоей версией я могу и согласиться, — примирительно произнес Шувалов. — Однако, где ты успел почерпнуть такую информацию о Саках?

— Я же вам говорил: у врача-невропатолога Рыбы.

Наступила пауза, в течение которой каждый думал о том, как практически ускорить розыск скрывавшегося преступника.

Задумчиво потирая пальцами рук седые виски, Шувалов недовольно пробурчал:

— Не зря ему дали кличку Рыба. Он не просто рыба, а самый настоящий линь, прямо из рук выскальзывает, — так высоко он оценил способности своего противника.

— Иван Кузьмич, Крота мы передаем в КГБ, то же самое впоследствии будет с Рыбой. Почему бы нам тогда не обратиться к ним за содействием в розыске такого клиента?

— Евгений Юрьевич, ты упустил такую мелочь, что Рыба у них значится в розыске с войны.

— Тем более. Нам надо с ними объединить усилия, довести до них имеющуюся у нас на него информацию, — оживился Бурлаков, довольный, что появилась возможность заполучить себе в помощь сотрудников из такого уважаемого учреждения.

— Предложение дельное, и я беру на себя его осуществление, — поддержал Бурлакова Шувалов, удивляясь тому, как такая простая и ясная мысль первому не пришла ему в голову. Такое открытие не обидело прокурора, а еще раз укрепило в правильности решения о выдвижении Бурлакова на более высокую должность. Однако вслух он сказал Бурлакову совсем о другом:

— Дело Крота мы пока не будем передавать в КГБ. Знаешь, почему?

— Догадываюсь, — без энтузиазма ответил Бурлаков.

— Хотелось бы услышать более ясный ответ, — настойчиво попросил Шувалов, изучающе глядя на собеседника.

— Не стоит свою работу перекладывать на плечи других и так далее, в том же духе, — усмехнувшись ответил Бурлаков.

— Ты меня правильно понял, — согласился с ним Шувалов.

— Честно говоря, мне тоже не очень хотелось бы передавать еще сырое уголовное дело в другое учреждение. По его качеству там могут сделать о нас неправильные выводы, — признался Бурлаков.

— В тебе заговорила профессиональная гордость. Без нее в нашей работе нельзя, тем более что не каждый год нам приходится расследовать такой сложности уголовные дела, — как бы подводя итог состоявшейся беседе, заметил Шувалов.

Клавдия Борисовна Долгошеева жила на хуторе одна в своем добротном кирпичном доме из четырех комнат.

Ее муж, много лет болевший от открытой раны в ноге, полученной на фронте, умер пять лет тому назад. Сын Александр работал шофером на хлебокомбинате и жил в райцентре со своей семьей в ведомственной квартире. Дочь Валентина была замужем и жила на хуторе со своей семьей в собственном доме.

Клавдия Борисовна могла бы перейти жить к дочери или уехать к сыну, но, будучи еще физически здоровой женщиной, только год тому назад ушедшей на пенсию, не хотела расставаться со своим хозяйством и со своей самостоятельностью.

Часто посещая сына и дочь, она отдыхала с внуками и внучками. Ей нравились шум и возня, которые они создавали в доме, постоянно выясняя отношения между собой.

Вот и сегодня Клавдия Борисовна побывала в гостях у Валентины, отвела душу в общении с внуками Петром и Егором, возвратившись домой, управилась по хозяйству и, сев на диван, задумалась, отдыхая от дневных хлопот.

Охватившие ее тишина и полумрак, угнетающе действовали на настроение, ужинать не хотелось, работа по дому переделана, спать ложиться вроде бы еще рановато. Избыток свободного времени настраивал на размышления.

На прожитую жизнь ей обижаться не приходилось. Был муж, есть дети, внуки, живет не хуже других, но бороться вечерами с одиночеством не стало хватать сил. Она еще не свыклась с мыслью, что постарела и уже бабушка.

«Черт возьми, в пятьдесят шесть лет считать себя старой женщиной? Вроде еще рановато. Я с этим не согласна», — думала она, сопротивляясь и не соглашаясь с реальностью.