Валерий Рощин - Масштабная операция

Торбин правильно рассчитал время оставшегося пути. В ночь перед последним привалом немногочисленные остатки первой группы отделял от маленького кружочка, очерченного синим фломастером на топографической карте, один пятичасовой марш-бросок…

— Отдых граждане, — скомандовал Стас, когда троица очутилась на покрытой кустарником и низкорослыми деревцами вершине скалы, — четыре часа отдыхаем.

С двух сторон подходы к вершине были защищены обрывами, так что дозорному оставалось следить лишь за двумя другими склонами, бесшумно подняться по которым и приблизиться на расстояние прицельного выстрела не представлялось возможным.

— Всё!.. Двести сорок минут полной релаксации! — тяжело дыша и разваливаясь на куцей траве, заявил Циркач.

— Полной чего? — переспросил Шип, обустраивая место ночевки.

— Релаксации, глухомань дальневосточная, — членораздельно повторил шутник и добавил: — Расслабухи, короче.

Через полчаса, подкрепившись нехитрым ужином, Гросс расположился чуть ближе к спуску и, пристроив рядом автомат, принял обязанности дежурного. Максимум к завтрашнему полудню его отряд должен выйти к расположению лагеря Беслана Шахабова. Завтра они завершат сложный и утомительный марафон.

Друзья долго не могли заснуть. Возможно, обдумывали детали устранения эмира, или вспоминали каждого из погибших в последней командировке.

«Нужно отвлечь их, — подумал Станислав, — поговорить, навести на мысли о чем-то приятном. Иначе так и будут кувыркаться до утра…»

— Как дети-то? — справился он у женатого приятеля.

Шипилло будто только и ждал вопроса — повернулся к командиру и с улыбкой пустился в воспоминания:

— Старший уж свой дом поднимает, в гости всей семьей приходят. Молодцы, дружно ведут хозяйство. А младший растет, точно пивных дрожжей объелся. Вот намедни с девчонкой его на улице встретил.

— И что же?

— Застеснялся Дон Жуан, словно провинился в чем. Я ему потом втихоря от матери на кухне и втолковываю: дескать, чего же ты партизаном хоронишься? Дело, чай, не преступное, а житейское и, прямо скажем — любому нормальному мужчине завсегда потребное…

Циркач повернулся на бок и тоже стал с интересом внимать откровениям Сергея. Тот, закинув руки за голову и мечтательно глядя в бездонную черноту южного неба, поделился:

— Не-ет, мои, видать, поспокойнее будут.

— Поспокойнее чем у кого? — не понял Сашка.

— Это я с собой сравниваю. Домочадцам я не рассказываю — храню, так сказать, инкогнито, про свое детство. Оно у меня ядрен-батон, хулиганистое происходило, овражное… Залихватские с пацанами киноконцерты устраивали!.. Бывало, и двор на двор дрались, и даже улица на улицу хаживали, а уж один на один!.. Этакое мероприятие обязательной и каждодневной разминкой являлось. Чуть что не так — айда за угол — молотиться до первой крови. В общем, характеры с бойцовскими навыками нарабатывали. Помню, идешь гулять — мать приоденет во все чистенькое, наглаженное, а возвращаешься — словно год в подземельях скитался и к тому же сопли кровавые до полу вожжами. Эх, знатное времечко было! Хоть и нос сломан и ребер, видать, целых не осталось, а все ж вспоминаю с удовольствием. Никакой наркоты, проституции, иль другой подлости не знали. Чтоб ватагой, к примеру, на одного наброситься и забить до полусмерти — не вжисть ни бывало!

— А что же внук? — полюбопытствовал Торбин.

— Сёмка-то? — снова расплылся в улыбке Серега. — Семен у нас в интеллектуалы пошел. Сейчас самый интересный возраст — пять годков. Вопросы формулирует — будь здоров!.. Давеча спрашивает: «Дед, а почему у моей мамы мускулов больше чем у папы, а силы меньше?» Это почему же, удивляюсь, у нее мускулов-то больше? «Ну, как же, — не унимается пострел, — посмотри, какая у нее грудь оттопыренная — вон сколько мышцев торчит!» А ведь точно подметил архаровец, у мамаши его, то есть у невестки моей такой, ядрен-батон, «бампер»!..

Оба капитана долго беззвучно хохотали. Насмеявшись вдоволь и успокоившись, Воронцов поделился:

— У меня по части баб тоже немало вопросов остается. Точнее выразился бы так: с годами появляются новые.

— Это, какие же? — принял серьезный тон Циркача за чистую монету прапорщик.

— Ну, например: какого черта, делая минет, все они норовят заглянуть тебе в глаза?

Теперь улыбнулся один Стас — всегда и везде Сашка оставался самим собой.

— Тьфу! Оболтус… — беззлобно выругался добропорядочный семьянин и, сладко зевнув, добавил: — Жениться тебе надобно. Тогда и дурацких загадок в пустопорожней башке поубавится…