Николай Иванников - Вепрь

Вепрь окаменел. Из всех знакомых ему женщин такую татуировку имела только одна. С тихим стоном он скрипнул зубами:

— Кто это сделал, Сосунок?

— Подозревают тех же людей, что покушались на Лизаньку. Дело это в ведении угро, так что ничего более я не могу тебе сообщить. Скажу только одно, Вепрь: если бы ты действительно любил эту девчонку, давно бы уже нашёл её и не допустил того, что произошло. Ты настолько зациклился на своей мести, что забыл о людях, которые тебя окружают. Все это время ты думал только о том, чтобы удовлетворить свою жажду, забыв о тех, чья жизнь из-за тебя полетела в тартарары. Мы бы могли стать с тобой друзьями, не будь ты пленником собственных амбиций.

Подхватив с сиденья своё оружие, Сосунок вышел из машины.

— Прощай, Вепрь. И не забудь: Десятая горбольница. В бреду она повторяла твоё имя…

Махнув рукой, он пошёл прочь.

Он знал, что сделает завтра утром. Он не будет спешить, однако и медлить больше не станет.

Солнце взойдет, и утро наступит. Он терпеливый, хотя в этот раз будет очень нервничать. Дождется, когда откроется большой магазин на Центральном, поставит на уши всех продавцов, но купит там самое красивое белое платье с корсажем из белых роз и строгий черный смокинг. Потом он отправится в старый Николаевский храм на Соколином холме, найдет там отца Ираклия, своего старинного приятеля, выслушает его многословное приветствие, а потом, молча взяв его за рукав сутаны, отведет в машину. Протесты его он слушать не будет и объяснит все по дороге.

В Десятой городской больнице его, конечно же, не встретят с распростертыми объятиями, но он уже готов к этому. Никто не сможет его остановить. Он будет умолять, упрашивать, угрожать, ругаться и давать взятки направо и налево и пройдет туда. Отец Ираклий будет рядом с ним.

Они зашагают по больничному корпусу, найдут нужную палату. Войдут как можно бесшумней.

— Я пришёл, — скажет он. — В Сочи я обещал тебе, что, когда мы вернёмся в Сибирь, я женюсь на тебе. Я принёс свадебное платье. Переоденься, священник уже здесь…

Нет, всё будет не так. На самом деле он скажет:

— Прости меня, Славянка. И если ты простишь, я попрошу тебя стать моей женой…

А ещё лучше — он ничего не скажет. Он встанет на колени у её изголовья, нежно поцелует в уголки рта и наденет на палец кольцо.

Удивлённый медперсонал будет стоять за его спиной в дверном проеме и шепотом переспрашивать друг у друга, что здесь происходит. А потом нанятый им скрипач заиграет под окном марш Мендельсона, и они поймут, что здесь происходит венчание.

А отец Ираклий, туго соображающий после вчерашнего похмелья, в последний раз толкнет его локтем в бок и негромко скажет:

— Подумай, Вепрь. Ещё не поздно.

Он только улыбнется и скажет ему в ответ:

— Вепря больше нет, Ираклий. Этой ночью Вепрь умер.

Потом подмигнёт и добавит:

— А меня зовут Сергей. Комов Сергей Алексеевич…

Потерпев неудачу с Кругловым, которого он не нашёл, хотя и устроил допрос с пристрастием его жене Машеньке, Ахмет всё-таки выследил его шестёрок. Впрочем, исчезновение Круглова его особенно и не удручало, он так и не смог пока прояснить для себя роль того в насилии над его хозяйкой. Зато точно знал, с кем обязательно должен поквитаться. В этом смысле его особенно интересовал Гарик. В больнице Лизанька Ли-вергант рассказала ему, кто именно из ворвавшихся к ней бандитов насиловал ее — тот, у которого на руке татуировка в виде паука. Установить его имя и адрес оказалось для Ахмета делом техники — у кавказских жителей свои методы, но уж если им нужно что-то узнать, можно не сомневаться, узнают.

О том, что Гарик оттягивается, Ахмет понял еще на лестничной площадке: из-за двери квартиры доносились музыка, громкий смех и зазывный визг девиц. Значит, хозяин дома. На удачу встретить в этой квартире и других насильников он не рассчитывал. Ахмет оскалился в радостной улыбке — наконец-то он заплатит за кровную обиду. А обиду хозяйки верный ее пес считал своей кровной.

Чувствуя, как в нем все закипает, Ахмет с силой нажал на кнопку звонка. За дверью отозвалось негромко и мелодично, но ни шагов, ни других звуков слышно не было. Он снова с силой вдавил в стену кнопку звонка и на всякий случай отошёл от «глазка». На этот раз за дверью послышался невнятный шум, и почти сразу же заскрежетал замок. Посмотреть в «глазок», кто же там пришёл, хозяин посчитал излишним.

Дверь распахнулась, и на пороге возник Гарик собственной персоной. Без рубахи, в одних джинсах, «молния» которых задернута не до конца, и в просвет было видно, что джинсы надеты прямо на голое тело. Гарик был сильно пьян и, видимо, соображал не очень четко, потому что почти минуту тупо смотрел на неожиданного гостя.