Сергей Зверев: Бастион: Ответный удар

Попутно прогремели еще несколько выстрелов. Одного деятеля сбили с трибуны, куда он влез по какому-то торжественному случаю. Другого – со стремянки, разворотив при этом полстены (цель достойно оправдала калибр). Третий спикировал с балкона, разгрохав собственную «Ауди». Четвертый уснул на собрании и не проснулся. Эффектно, но не эффективно. Поздно. Отстрелять всех выпускников базы у «Бастиона» не было ни сил, ни времени. Да и народ повел себя как-то некрасиво – возмутился и стал митинговать. Он у нас на Руси всегда выступает на стороне обиженных.

Словом, праздник подошел к концу. Дворники сняли флаги.

Но жизнь текла своим чередом. Я окончательно перебралась в свою старую квартирку «компактного проживания» на Путевой. Ни убийц в масках, ни адских машин там под дверью не оказалось. Антошка домучивал первую четверть четвертого класса, Ветров куда-то сгинул (куратор намекал на важный перевод в район Кубани, вместе с семейством). Я по этому поводу почти не горевала. Любовь там больше не жила, всем известно. К ноябрьским праздникам вставила вторую дверь, обзавелась газовым пугачом с устрашающим барабаном. Днем пропадала на работе, вечерами общалась с ребенком. По ночам царапала рассказики, плакала. Не жизнь, а какой-то День сурка. Командировки в «горячие точки» стали сходить на нет и под Рождество совсем прекратились. Изредка в моем доме объявлялся брызжущий радостью Туманов, привозил новые шрамы. В такие дни я не плакала. Я обретала товарный вид и становилась моложе, я цвела и лучилась счастьем. Кому вредит немного счастья? Мы запирались в спальне, часами напролет занимались любовью (Туманов называл это дело тактическими учениями), а Антошка, ворча, отирался под дверью и бухтел, что когда-нибудь он тоже вырастет и покажет всем кузькину мать.

О себе Туманов практически не распространялся. Лишь однажды по секрету поведал, что теперь его не берут пули, поэтому я совершенно напрасно беспокоюсь. На вопрос о делах раздраженно отмахивался – дескать, по-старому, хромаем, кашляем. О месте нынешней дислокации отзывался туманно: недалеко от Сочи (а кто бы с ним спорил? – любая точка на Кавказе недалеко от Сочи, даже Чечня). Он уезжал на месяц-другой, опять появлялся, сияя улыбкой, проводил со мной неделю, клялся в вечной любви и отбывал в свои «Сочи». А я гадала, обливаясь слезами, увижу ли его еще когда-нибудь…

В политической жизни страны меж тем происходили перемены. «Старая гвардия», не выполнившая ни одного из своих обещаний, катастрофически теряла очки, отходила в тень. На поверхность выплывали новые силы. Они не были ни левыми, ни правыми, не призывали делать жизнь с Запада, но и не кричали о «происках жидов». Они предлагали нормальную патриотическую программу: сильная армия, сильная промышленность, единый для всех закон; не настаивали на православии как единственно верной религии; не собирались вести борьбу с преступным элементом путем поголовного уничтожения последнего. Среди них не было бесноватых (по образу классического либерал-демократа), не было упертых (вроде небезызвестных «трудовиков»), это были нормальные, спокойные люди. Порой даже чересчур. Принадлежа к разным, нередко безнадежно периферийным партиям, они не испытывали нужды в деньгах, играючи делали карьеру, хотя ни президент, ни премьер с кабинетом за их спинами не просматривались. Они воровали, как и все в этой стране, но не попадались (разоблачительные публикации в прессе либо пресекались на корню, либо убедительно опровергались). Они не имели отношения к одиозным олигархам, не запятнали себя компроматом. И хотя большинство из них было малоизвестно широкой политизированной публике, производили они впечатление серьезных людей, способных постоять за Отечество.

На очередных выборах они пришли к власти. Загадочная у нас страна.

Фиаско полное. «Как вы яхту назовете, так она и поплывет», – подметил мультяшный Врунгель. Отныне «яхта» называлась Национал-патриотический фронт – всерьез и надолго победившая партия непонятно какого класса…

Но сначала было слово. Формально независимый президент – парень бойкий на язык и с державно-суверенным прищуром – на поверку оказался своим в доску. Именно он зачитывал приветственное слово делегатам II съезда НПФ (первый прошел еще до выборов – никем не замеченный), клятвенно обязуясь продолжать дело реформ, обеспечить жизненный уровень, навести порядок и при всем при том придерживаться каких-то традиций. Он же открыл через месяц третий, чрезвычайный съезд, выступив с еще более жесткими, а главное, конкретными декларациями. Основной упор делался на проблему Северного Кавказа. Через неделю Дума провалила очередное утверждение правительства и была успешно распущена. Дату новых выборов президент объявить «забыл». А впоследствии – и «не вспомнил».