Сергей Зверев - Бастион - Ответный удар

Он поставил микроавтобус за побитым пятнистым «блейзером» и весь в нетерпении поковылял к ларьку. Склонился над зарешеченным оконцем.

– Водка есть?

– Какая? – проворчал парень в будке.

– Любая.

– Любая двести пятьдесят. Есть «Скрипка Страдивари», шестьсот.

– Сам скрипи за шестьсот, – он протянул в окно скомканные бумажки. – Давай, мальчишка, какую попроще, и открой мне ее. Сам не могу, руки трясутся.

– Стакан будешь? – деловито осведомился «коммерсант».

– Буду. И шоколадку помягче.

– Еще семьдесят. Держи.

Водка «Великая Россия», невзирая на звонкое название, была откровенно сволочной. Изводила домашних животных (тараканов), пилась безобразно. Похмелье не прогонялось ничем. И остальные в отечественном исполнении были не лучше. Даже хваленая «Скрипка».

Туманов наполнил пластиковый стаканчик доверху, выпил, «не отходя от кассы». Занюхал кожаным рукавом. Потом снова нацедил и протянул через прутья.

– Возьми, пацан, жахни. А то не сладко там тебе, за решеткой.

Паренек не отказался. Залпом не одолел, осушил в два приема.

– Местный? – спросил Туманов.

– Не-а, – парень глупо улыбнулся. – Из Поваровки я. Через ночь туда-сюда. А у электрички, знаешь, мужик, расписание хреновенькое, вот и приходится лишний час отсиживать. Не по улицам же ходить.

– Верно, – Туманов хрустнул шоколадкой. – По улицам отходили. А ну, дай стакан.

Теперь, прежде чем выпить, он заглянул на дно. В пропущенном через водку свете мерцали гигантские ноздри и черные глаза, обведенные вздутыми мешками.

«Нет, слава богу, ты не Агасфер, – подумал он. – И не злой джинн из графина. Ты какое-то больное существо, живущее в маразме. Стоит ли так жить? И вообще – стоит ли?»

– У тебя баба есть? – спросил он у парня.

– Е-есть…

– Ну, за баб, – Туманов поднял стакан. Выдохнул воздух и в один присест влил в себя пойло.

В эту минуту все и взорвалось…

Сперва он подумал, что взорвались его внутренности, не выдержав лошадиной дозы злокачественного спирта. От неожиданности выронил стакан – благо пустой… Но спустя секунды сообразил: жив, жив, дурилка. Только оглох малость. Он обернулся – и онемел от изумления. Взрыв огромной силы потряс микроавтобус. Мощный столб пламени ударил в небо – настолько мощный и объемный, что охватил стоящий рядом джип. В таком пламени сгорает все… Он зажмурился. А когда открыл глаза, то увидел, что все окрестности стоянки озарены оранжевым сиянием – это огонь, светлый и радостный, превратился в ослепительный прожектор.

«Килограмма два в тротиловом эквиваленте», – машинально прикинул он. Не слабо. И вдруг все понял. Вот тебе и Нагатинская набережная. Вот тебе и волна сто семь и семь… Ты сам инициировал свою кончину, дурачок. Ты не должен стоять у киоска и жрать водку. Ты должен нестись по Москве, закусив удила, и в момент, удобный твоим товарищам, взлететь на воздух. Никакой режим, даже тот, что считает себя насквозь гуманистическим и прогрессивным, никогда не оставляет в живых свидетелей, а тем паче СОБСТВЕННЫХ преступлений. Ты прекрасно это знаешь, ты, лапоть, лыком шитый, – так чего же ты раскатал губищу? Воспылал верой в порядочность людей и тайных организаций?

– Ексель-моксель… – ахнул парнишка за решеткой.

– Это меня взорвали, – тыча пальцем себе в грудь, не без гордости сообщил Туманов. – Учись, студент, как обретать друзей.

Оконце захлопнулось. Свет в киоске погас. Где-то далеко, затухая, раздавались крики: убегала веселая «семейка». Пламя пожарища постепенно стало спадать. Обозначился остов микроавтобуса, обугленные члены джипа.

«Взорвали тебя, дружище, взорвали… – стучало в мозгу. – Ты умер, умер… Нет, в принципе ты жив (и уже в состоянии отличать климакс от тампакса), но об этом заинтересованные лица пока не в курсе. Огонь сжирает все. Но когда узнают, ты должен быть далеко. Очень далеко… В подкладке десять тысяч рублей, триста «зеленых», пистолет с полной обоймой, документы на имя Налимова. Беги, приятель… И перестань, в конце концов, так напрягаться. Напряжометр сломаешь, расслабься. Ты птица Феникс, воспаряющая из пепла, какого же хрена ты тут нагнетаешь?..»

Еще не представляя своих дальнейших действий, он обогнул киоски и по незарастающей народной тропе бросился в темень…

Боль, разочарование, страх гнали его из Москвы. В седьмом часу утра водитель старенькой «Хонды», следующей в Люберцы, соблазнившись крупной банкнотой, взял его с собой. Рассвет набухал с бешеной силой. В районе Даниловского кладбища им навстречу проследовала танковая колонна, за ней прогремели грузовики с солдатами, а за Южным Измайлово машину остановил встревоженный патруль. Потрясая удостоверением, Туманов выпрыгнул из машины. «Да вы посмотрите, что делается, олухи! – разорался он. – Разуйте глаза! В столице мятеж, бардак, а вы стоите и в задницах ковыряете!.. Я – майор Федеральной службы безопасности, еду в штаб Кантемировской дивизии, и вы не имеете права меня не пускать! Это измена, бараны!.. – Туповатые чоновцы были не на шутку растеряны. Занимайте оборону, кретины! – орал Туманов. – И не пускать в город ни одной гражданской машины!.. А мне дорогу! Живо! – Патруль опустил автоматы, а Туманов, красный от бешенства, влез в салон и истерично рыкнул на покрывающегося трупными пятнами водителя: – Вперед, скотина!..»