Сергей Самаров - Лезгинка по-русски

Врач поморщился.

– И как долго продлится это ограничение?

Его, конечно, не волновали чужие проблемы, хотя деятельность лаборатории и возмутила врача, как заметил Занадворов. Автандила Георгиевича волновала собственная судьба.

– По крайней мере, несколько часов. Вы можете выспаться – у вас вид невыспавшегося человека… Как только будет возможно, вас освободят.

«Вид невыспавшегося человека» относился скорее не к недосыпанию, а к сливовому цвету носа врача. Тот, может быть, и понял, но промолчал.

«Уазик» грузинской военной комендатуры ехал значительно быстрее медицинского «собрата», но дребезжал, несомненно, громче. А в скорости просматривалась скорее не заслуга автомобиля, а только отношение к нему водителя.

Ситуация повторилась полностью, словно это был дубль одного и того же момента на киносъемках. При всем желании водителя ехать быстрее подобная езда на том участке, что выбрал для захвата майор Тихомиров, была попросту невозможна. А по медленно идущей машине снайперу стрелять было проще. Впрочем, и по более быстрой цели старший лейтенант Шумаков не промахнулся бы, но в том случае существовала угроза, что при лопнувшей покрышке малоопытный водитель может не справиться с управлением и машина вылетит под откос. В этих местах есть участки, где лететь придется долго. Рана Элизабара не зажила, и удовольствия от полета кувырком он должен испытать немного. Да и от самого «уазика» в этом случае мало что останется, а спецназовцам требовалась целая машина.

Но все обошлось. Двигатель, работающий на малых оборотах, сразу после того как колесо «разули», заглох, и «УАЗ» встал, только чуть качнувшись на пружинных амортизаторах. Выскочили наружу солдат-водитель и офицер с переднего пассажирского сиденья. Из боковой двери салона выпрыгнули двое солдат. Только один из охранников, остановившийся у распахнутой дверцы, держал в руках автомат, да у офицера в кобуре на поясе болтался пистолет. Пытались понять, что произошло, но времени на понимание им отпущено не было. Тут же из-за ограничивающих поворот дороги камней поднялись пять фигур с подготовленным оружием. Офицер попробовал оказать сопротивление, но, к своему счастью, схватился не за пистолет, а пожелал ударить капитана Ёлкина ногой. Капитан, слегка присев, хладнокровно пропустил ногу над головой, пружинисто выпрямился, одновременно сгибая колено и нанося им удар в печень офицеру, не успевшему прочно встать на ноги. Этого удара хватило, чтобы противник застыл и начал хватать ртом воздух; но воздуха, даже чистого, горного, не хватило, и офицер упал. Солдаты же, ничего не понимая в происходящем, на боевые действия настроены не были и сопротивления оказать не пожелали. Тот, что выскочил с автоматом, даже затвор не передернул.

И офицера, и солдат обезоружили быстро. Из машины вытащили оставшееся оружие и вывели торжествующего подполковника Элизабара Мелашвили, сильно хромающего – гораздо сильнее, нежели во время трудного маршрута по горам – и все еще не расставшегося со своим посохом. Правда, руки Элизабара были скованы наручниками, мешающими держать посох, но в кармане офицера конвоя нашелся ключ, и уже через несколько секунд Мелашвили растирал освобожденные запястья.

– Неприятная, оказывается, это штука – наручники… Руки устают!

Оставив одного бойца в охране возле медицинской машины, подполковник Занадворов с остальными офицерами двинулся в сторону комендантского «уазика». Там грузинские солдаты под командованием и приглядом майора Тихомирова уже ставили взамен оголенного колесного диска «запаску». Менять колеса они умели лучше, чем воевать, и это было сразу заметно.

Сергей Палыч, приблизившись, пожал Элизабару руку.

– С освобождением тебя! Круто, надо сказать, ты влип…

Грузинский подполковник широко и радостно улыбался.

– Я же знал, что вы вытащите! А если бы и не вытащили, я уже придумал, как выкрутиться. Главное, чтобы Джабраил не раскололся, и все прошло бы нормально…

– Каким, интересно, образом ты бы выкрутился?

– Все просто. Я слишком хорошо знаю наш государственный менталитет. – Это прозвучало так, словно подполковник Мелашвили знал пароль для прохода в рай.

– И что дальше? – поинтересовался Занадворов.

– Меня отвезли бы к Бежуашвили. Я с ним поговорил бы, и меня могли бы простить. Просто понять, пожурить – и простить… Необязательно, но могли бы. И не судили бы, как предателя…

– Не понимаю, – пожал плечами Сергей Палыч.