Андрей Поповский - Каратила – третий раунд

– Откуда это молодое дарование?

– Ты что, не знаешь? Так он же родной племянник Мурата Георгиевича. Родители его и назвали в честь дяди.

– Мурат Георгиевич – это тот самый фсбшник, который женат на родной сестре жены нашего? – тихо переспросил министр по строительству, незаметно кивнув в сторону президента.

– Ага. Сам знаешь, ночная кукушка дневную перекукует…

– Ну да, тогда все понятно…

Марик с благодарностью принимал поздравления. Его умные черные глаза излучали довольство и спокойную уверенность в том, что это только начало большого и славного пути…

Сентябрьским утром 1997-го года Егор, одетый в потертые черные джинсы и куртку цвета хаки, стоял у запертых дверей вахты с тяжелой объемистой спортивной сумкой, перекинутой на ремне через плечо. Сейчас всего несколько шагов отделяло его от такой близкой и такой желанной свободы. Рядом с ним, широко улыбаясь, стоял Бес. Дальше ему хода пока не было.

– Ну что, братуха, вот ты и дождался своего часа.

– Ага, – невпопад кивнул Егор, – как-то даже и не верится, что я выхожу. Я уже так здесь обжился, что даже немного страшно, как оно там будет?

– Все будет ништяк, братуха. Если мы с тобой выжили тогда, осенью девяносто пятого, то теперь точно все будет ништяк.

На лицо Егора набежало легкое облачко. Тогда, во время короткого, но ужасающего по своим последствиям бунта, погибло больше двух десятков человек, еще больше было искалечено. Бес, которого почти насмерть забили палками и прутьями озлобленные зэки, выкарабкался тогда только благодаря невероятной живучести и тому, что его истязатели, посчитав его мертвым, переключились на ловлю других активистов. С проломленной головой, переломанными руками и ребрами он провалялся в тюремной больничке почти полгода.

Зона бурлила, кипела и мародерствовала до следующего утра. Утром туда вошел спецназ внутренних войск и, используя спецсредства, жестко подавил бунт. Приехавшая на разбор полетов столичная комиссия, особо не разбираясь в причинах этого бунта, по давно заведённому порядку вздрючила Хозяина и его зама по безопасности – обоих по-тихому уволили на пенсию. Для всеобщего успокоения еще кого-то наказали, большое количество зэков раскидали по другим зонам – кому-то добавили срока, кому-то авторитета. Зяма, сумевший поднять мужиков на бунт против «красных», все же стал вором, но это произошло уже на другой зоне. По закону, предъявить ему было нечего, и поэтому его просто убрали с глаз долой и от греха подальше. Кире, в общей свалке неразумно сунувшемуся вперед, проломил голову кто-то из Бесовских бойцов, и он, не приходя в сознание, двинул кони через несколько дней в тюремной больнице. Егора вместе с библиотекарем вызволили из их узилища ближе к полудню следующего дня, и для него все произошедшее прошло, в общем-то, без особых последствий. Многочисленные синяки и оставшийся на всю жизнь шрам на плече – совсем не много для такой заварухи.

Чёрный юмор судьбы проявился в том, что «синие» так и не смогли воспользоваться заварухой и взять власть в зоне свои руки. Вставший на место убитого Ляха лихой питерский бандит Паша-штангист все же сумел удержать власть «красных». Он притормозил беспредел со стороны активистов, да те и сами поняли, что к чему, и вели себя осмотрительней. Повторения ужасных событий того страшного вечера больше никто не хотел. Через некоторое время все устаканилось, и жизнь на зоне вновь встала на привычные рельсы. Следующие два года не баловали Егора разнообразием: работа на промке, тренировки на спортплощадке с поправившимся и набиравшим форму Бесом, занятия английским с Иосифом Карловичем и сны о свободе, которая теперь находилась рукой подать – прямо за тамбуром переходника и высокими стальными воротами.

– Ну что, бывай, Вова, может еще и встретимся! – Егор крепко обнял товарища на прощание.

– Конечно же встретимся, Егорка, куда же мы с тобой денемся! – Бес облапил его в ответ. – Земля-то, она круглая, братишка. Мне еще всего полгода здесь париться осталось, а там я в Москву подамся. Нужный телефончик я тебе в блокнот записал, так что с будущей весны ты запросто сможешь меня по нему найти.

Маленький, раздолбанный белый ПАЗик, по-козлиному прыгая на ухабах, запылил по разбитой грунтовой дороге. Егор, по привычке расположившийся сзади, положив сумку себе на колени, подпрыгивал на жестком сидении и жадно смотрел в замызганное пыльное окно. Он все еще до конца не верил, что все уже закончено. Он еще не верил, что больше не будет решеток, караульных вышек, колючей проволоки, окриков конвоиров и что теперь он уже не осужденный Андреев, а просто свободный человек – один из миллионов граждан своей страны. Автобус уносил его все дальше и дальше, и в груди у него постепенно крепла уверенность, что теперь в его жизни все должно быть совсем по-другому, теперь все должно быть правильно и хорошо…