Стивен Хантер - 47-й самурай

— Досю говорит: ты учишься быстро. Ты атлетичен. Ты сильный, у тебя есть выносливость. Твоя левая половина сильнее правой, и удар вверх наискось мощнее удара вниз наискось. Досю не знает, чем это объяснить.

— Передай ему, что я все лето размахивал косой, снизу вверх, слева направо. Вот эти мышцы и разработались и накачались.

— Ну, на самом деле ему все равно. Далее, Досю говорит, что у тебя хорошая натура и ты привык трудиться. Он заставлял тебя работать как вола. Если бы у тебя была слабая натура или бы ты не имел привычки у труду, ты не выдержал бы этого изнурительного испытания. Эта твоя сторона произвела на Досю большое впечатление. Уже после первого дня он подумал, что из тебя может получиться хороший боец. И у тебя правильный ум. Нетренированный, но правильный.

— Что ж, поблагодари его от моего имени.

— Ему не нужны твои благодарности. Он тебя не хвалит, а просто говорит то, что есть.

— Разумеется.

— Но, говорит Досю, можно быть слишком атлетичным, слишком сильным, слишком трудолюбивым. Излишне трудолюбивые склонны разбрасываться на мелочи, атлеты склонны полагаться на рефлексы и мускулатуру. Поэтому, хотя ты и освоил движения довольно быстро, у тебя возникли проблемы с интеграцией.

— Он так и сказал, с интеграцией?

— На самом деле он сказал: «с тем, чтобы сливаться воедино со временем».

— Ну хорошо.

— Досю сказал, что вчера наконец под давлением поединка с Суэко Мори ты смог интегрироваться. Твоя кривая познания в этом поединке была просто поразительна. Ты начал его никем, а завершил воином. Ты должен развивать это чувство, это ощущение; в этом твоя единственная надежда.

— Значит, старик считает, что со мной все в порядке?

— Ну, здесь он выразился довольно туманно. По его словам, тебе еще далеко до того, чтобы стать новым Мусаси. У тебя по-прежнему остаются кое-какие проблемы. Но Досю сказал, что у тебя есть и свои преимущества. Таким образом, у него сложилось представление о том, что ты можешь и чего не можешь и как тебе надлежит действовать.

— Пожалуйста, продолжай.

— Досю сказал, что ты не Том Круз. Никаких томов крузов не бывает. Научиться обращаться с мечом за несколько дней или недель можно только в кино. Кстати, этот фильм [25] Фильм «Последний самурай» (2003). ему страшно не понравился. Однако в отличие от большинства тебе удалось добиться значительных успехов.

— Отлично.

— Ты должен знать свои сильные и слабые стороны и действовать соответственно. Это стратегия. Ты не стал великим фехтовальщиком. Ты почти стал довольно искусным фехтовальщиком. В поединке с любым более или менее умелым фехтовальщиком-якудза ты проиграешь. Одержать победу ты можешь только при одном условии — имея дело с кем-то моложе себя, кто еще ни разу не сражался по-настоящему и испугается вида собственной крови. Ты воин, ты видел кровь, чужую и свою собственную. Вид крови тебя не напугает, не превратит в тряпку. То есть ты понимаешь, что в схватке тебя ранят, ты прольешь кровь. А твой противник, возможно, этого не знает. Увидев кровь, свою или даже твою, он напряжется, потеряет ритм, сосредоточенность. Он умрет, а ты останешься в живых. Но во всех остальных случаях держись в стороне. Если ты сразишься с другим противником, ты погибнешь. У тебя не хватает мастерства, чтобы прикрывать все секторы. Чем дольше будет продолжаться бой, тем медленнее станут твои движения. Опытный противник тебя вымотает, дожидаясь, когда твой меч остановится или выпадет из рук, когда твоя сосредоточенность нарушится, — и тогда он тебя убьет. В схватке ты должен победить быстро, после одного или двух ударов, иначе ты погибнешь. Чем дольше будет продолжаться бой, тем выше для тебя вероятность погибнуть. Для того чтобы оставаться в живых, ты должен полагаться не на свой меч, а на хитрость, заключающуюся в том, чтобы сражаться только с теми, кого можешь победить, и обходить стороной остальных. Великий фехтовальщик расправится с тобой за долю секунды.

— Старик понимает, что к чему, — заметил Боб. — Он видит, к чему все это идет. Он говорит мне, что я не могу сразиться с Кондо.

Услышав это имя, Досю повернулся и посмотрел Бобу прямо в лицо.

— Свэггер-сан, — сказал он, и в голосе его прозвучало что-то теплое. — Кондо — смерть.

Они неслись сквозь черную японскую ночь в красной «мазде» Сьюзен. Рев ветра не позволял вести разговор. Впрочем, и говорить было особенно не о чем. Киото остался светлым пятном позади; светлое пятно Токио впереди еще не появилось. Дорога тянулась безликой полосой, и Сьюзен держала скорость за восемьдесят миль в час, ведя машину спокойно и уверенно, полностью сосредоточенная.