Даниил Калинин: Выбор чести

…Но вот наконец само таинство венчания, состоящее из двух чинов: чина обручения и чина венчания. Все происходящее помню урывками; несмотря на то, что я очень старался вникнуть в смысл читаемой службы, получалось не очень. Зато было чувство трогательного волнения от обретаемой нами с женой благодати и духовного родства, восторг от создания уже полноценной, окончательной семьи. Торжественность момента, случающегося единственный раз в жизни.

Я запомнил нежные прикосновения маленькой и теплой ручки любимой, запомнил вкус церковного вина из той чаши, которую дают испить молодым. Я не знаю, был ли это просто кагор или вино каким-то образом еще освящалось – ведь, освященное, оно меняет свой вкус. То, что пили мы, было неповторимо сладким и ароматным – подобного я никогда раньше (и позже) не пробовал.

Никогда мне не забыть глаза моей маленькой супруги – во время венчания они стали просто огромными и невероятно восторженными, как будто свершилось нечто совершенно невероятное! А впрочем, ведь так оно и было.

Да, мы стали мужем и женой и перед людьми, и перед Богом. Теперь уже окончательно. Дунише довольно быстро выдали нансеновский паспорт, где отныне значилась моя фамилия, и каждый раз, когда я об этом думал, я счастливо улыбался.

…Чем еще запомнилась столица? Неповторимой красотой Парижской оперы и глубиной исполнения ее артистов. Выбирали мы между «Кармен» и «Севильским цирюльником». Я был убежден, что моя испанка захочет увидеть постановку, напоминающую ей о родном доме, однако Дуниша поддержала мое желание лицезреть что-то более жизнеутверждающее и веселое. И «цирюльник» нас нисколько не разочаровал, искрометный юмор вкупе с интересным сюжетом были прекрасным дополнением к сильнейшим голосам певцов.

…Конечно, мы были и на Эйфелевой башне – как и все, кто приезжает в Париж впервые. Вид с нее открывается потрясающий, и место это особенное, однако эмоции от посещения «визитной карточки» города смазало огромное количество посетителей. Для полноты ощущений не хватало хотя бы видимости романтического уединения…

А больше всего в Париже мне понравились, как ни странно, прогулки по многочисленным и неизвестным улочкам в старых районах, названия которых я не запоминал. Узенькие, выложенные брусчаткой, сплошь окруженные зданиями старинной постройки, они произвели на меня большее впечатление своим домашним уютом, чем все великолепие дворцов. Редкие скульптуры или украшения из цветов смотрелись здесь более органично, чем их бесчисленное множество рядом с тем же Лувром.

Неспешно гуляя с Дунишей по неизвестным маршрутам, мы выходили порой к набережной Сены или к многочисленным паркам города, с удовольствием съедая по мороженому или заказывая пару круассан в бистро. И лирика прогулок по вечернему городу так сильно запала мне в душу, что старинные улочки Парижа снились мне много после…

Жизнь в столице не могла быть слишком долгой, высокие цены и праздность нашего существования очень больно били по карману. Жилье на ту сумму, что у нас имелась, приобрести возможным не представлялось. Так что мы приступили к поискам нового дома.

В конечном итоге мой выбор остановился на Пуатье. Дуниша хотела поселиться поближе к границе с Испанией (точнее, с Бискайей), а мама предлагала какой-нибудь маленький городок или даже деревню, где цены на все были в разы меньше. Однако вся их аргументация была сломлена тем, что я сделал выбор со своей будущей профессией.

Я прекрасно осознавал, что мой потолок не ограничивается местом официанта или грузчика, а карьера профессионального боксера была мне заказана после Марселя. В боях на тотализаторе всегда замешана местная мафия, а учитывая немногочисленность боксеров от сават или шоссона и тесное общение мира бандитов, меня могли легко узнать. В таком случае месть головорезов Карбона была бы неминуемой.

Но также я понимал, что без достойного образования не смогу получить хорошей профессии. Крайне важным был и сам выбор рода будущей деятельности. И покопавшись в себе, я осознал, что не хочу быть ни инженером, ни железнодорожником, ни банковским клерком. Нет, мой путь был иным. Я решил стать офицером.

На этот выбор повлияло множество причин. Все свое детство я был угнетаемым сверстниками и жил с мамой в дикой нищете. И, несмотря на то, что благодаря этому я научился бороться за себя, я никогда не осознавал себя тем, кем был по праву рождения, – потомственным русским дворянином. В детстве дворянство для меня ассоциировалось с богатством, с сокровищами, сказочными теремами. Но только после общения с дроздовцами я понял, что истинный и главный долг любого дворянина – это безответное служение своей родине в той форме, на которую ты способен. И настоящий дворянин – это не богач, который кичится славой и наследием предков, нет. Настоящий дворянин – это человек, посвящающий свою жизнь и смерть отчизне. И самый понятный мне вариант подобного служения – это военная карьера офицера.