Дэвид Моррелл: Рэмбо. Первая кровь

Этот полицейский оказался дружелюбней большинства из них. Разумнее. Может, не стоит задирать его? Сделать как он говорит и…

Нет, если кто-то улыбается, давая тебе мешок дерьма, это еще не значит, что ты должен этот мешок принять. Плевал я на его дружелюбность. Главное — это поступки.

Но ты выглядишь не очень-то мило, и от тебя можно ждать неприятностей. Он в чем-то прав.

И я тоже в чем-то прав. Со мной произошло одно и то же в пятнадцати городах. Этот последний. Больше не позволю себя толкать.

Но почему бы не объяснить ему все, не привести себя в порядок? Или ты жаждешь этих неприятностей? Надоела спокойная жизнь, а? Хочешь доказать ему, на что ты способен?

Я не обязан объясняться ни перед ним, ни перед кем-то. После того, через что я прошел, я имею право никому ничего не объяснять.

Тогда по крайней мере расскажи ему про свою медаль, про то чего она тебе стоила.

И снова его мысли вернулись к войне.

Тисл его ждал. Развернувшись и проехав мимо него, он увидел парня в зеркало. Тот стоял на месте, глядел вслед удаляющейся машине и, вроде бы, никуда не собирался уходить.

Боже мой, а ведь ты собираешься вернуться, вдруг понял Тисл и от неожиданности расхохотался. Ты искренне хочешь вернуться. И выражение у тебя на лице такое…

Вот Тисл и ждал. Улица, на которой стояла его полицейская машина, пересекала главную наподобие буквы «Т».

Где же парень?

Возможно, он не появится. Возможно, он ушел.

Нет, я видел, какое у него было лицо. Он придет.

— Тисл вызывает участок, — проговорил он в микрофон радиопередатчика. Есть какие-нибудь новости?

Как всегда, Шинглтон, дневной радист, отозвался сразу же, — его голос потрескивал в атмосферных разрядах.

— Нет, шеф. Ничего интересного.

— Ладно.

Я задержусь.

Этот парень раздражал Тисла — его еще и приходится ждать. Он зажег сигарету, огляделся по сторонам. Потом включил двигатель и выехал на главную улицу — посмотреть, где же парень, черт бы его побрал.

Парня нигде не было видно.

Конечно. Он взял и ушел, а такое лицо сделал специально, чтобы я подумал он вернется.

Тисл ехал по главной улице, уже уверенный в том, что парень где-то далеко отсюда, и когда тремя кварталами дальше, вдруг увидел его на левом тротуаре, прислонившегося к проволочной изгороди у ручья, то от удивления так резко нажал на педаль тормоза, что следовавшая за ним машина врезалась ему в задний бампер.

Человек, налетевший на него, от неожиданности прикрыл рот рукой. Тисл открыл свою дверцу и несколько секунд смотрел молча на провинившегося водителя, а потом направился к парню у изгороди.

— Каким образом ты попал в город?

— Волшебным образом.

— Садись в машину.

— Не думаю, что мне туда хочется.

— Тогда подумай еще раз.

Позади машины, которая смяла ему бампер, уже выстроилась очередь из других машин. Водитель стоял сейчас посреди дороги, рассматривал разбитую заднюю фару и качал головой. Открытая дверца Тисла перегораживала встречную дорожку, замедляя движение. Гудки звучали все раздраженнее, начала собираться толпа.

— Послушай, — сказал Тисл, — я пойду разберусь с этим делом, а когда закончу, чтоб ты сидел в машине.

Они смотрели друг на друга. Потом Тисл отошел к человеку, который стукнул его машину. Тот все еще качал головой, глядя на причиненный ущерб.

— Пожалуйста, удостоверение водителя, карточку страховки, документы на машину, — проговорил Тисл и закрыл дверцу своей машины.

— Но я не имел возможности остановиться.

— Вы ехали слишком близко.

— Но вы слишком резко затормозили.

— Это не имеет значения. По правилам всегда виновата задняя машина. Вы не соблюдали дистанцию, положенную на случай экстренной ситуации.

— Но…

— Я не собираюсь с вами спорить, — оборвал его Тисл. — Пожалуйста, дайте мне свое удостоверение водителя, карточку страховки и документы на владение машиной. — Он повернулся взглянуть на парня — его, конечно, уже не было.

Рэмбо нарочно шел по открытому месту, тем самым показывая, что он вовсе не прячется. На этом этапе Тисл мог бы окончить игру и оставить его в покое — а если не оставит, что же, значит, это Тисл хочет неприятностей, а не он.

В центре города он свернул влево, очутился на большом оранжевом мосту и дошел до его середины, ведя рукой по гладкой теплой краске на перилах. Там он остановился, стал смотреть на воду. День был жаркий, вода — быстрая и прохладная на вид.