Дэвид Моррелл - Рэмбо 3

В голосе сидевшего рядом с ним человека чувствовалась явная скука.

При такой скорости мы потеряем еще целый час. Лучше бы мы пошли пешком.

Но ведь туда пять миль.

Хорошая разминка. В Вашингтоне я каждое утро бегаю трусцой вдоль Потомака.

— Это Бангкок, — возразил Траутмэн. — Паровая ванна с окисью углерода. От такой прогулки не получаешь никакого удовольствия.

Его спутник, сорокапятилетний мужчина в сером костюме дипломата, провел пальцем по внутреннему манжету своего воротничка.

В этой парилке еще хуже. Велите водителю включить кондиционер.

— Скорей всего он не работает. Но даже если работает, вряд ли он его включит. Бензина здесь и так не хватает. Вы обратили внимание, что, попав в пробку, он тут же выключает мотор? Жара представляет проблему для нас, но не для него. Он к ней привык.

Мужчина в гражданском костюме вытер лоб платком. Пять футов десять дюймов роста, небольшое брюшко, красивая шевелюра цвета соли с перцем, оценивающий взгляд бюрократа.

— Будем надеяться, что это не впустую. Думаете, он согласится?

— Все зависит от обстоятельств, — не сразу ответил Траутмэн.

— Каких еще обстоятельств?

— Может ли он отрешиться от самого себя.

Такси прибавило скорость. Водитель обнаружил просвет в пробке, шмыгнул в него и свернул в переулок. Он прижал к обочине группку велосипедистов, чуть не сбил женщину, толкавшую нагруженную овощами тележку, и через десять минут такси очутилось среди полуразрушенных строений промышленного района возле реки.

Траутмэн вылез из машины. Из вентиляционного отверстия в крыше закопченного металлического сарая валил дым.

— Помните, он не терпит вранья, — предупредил Траутмэн.

— С этим никаких проблем. Это моя профессия облекать вранье в белоснежные одежды правды.

— Поверьте, он все поймет.

Они вошли в сарай. Траутмэн объяснил по-тайски хозяину, что им нужно. Повсюду раздавалось лязганье металла по металлу. Оно становилось все громче, когда они шли через цеха, где выполняли шлифовочные и граверные работы по бронзе. По мере приближения к центру литейной становилось все жарче. По лицу Траутмэна градом катился пот.

Мужчина в гражданском костюме замер, испытывая благоговейный страх:

— Господи, неужели это он?

Парень могучего телосложения, истинный уроженец Запада, стоявший к ним спиной, на которой играли мощные мускулы, ухал молотом по бруску раскаленной докрасна бронзы, лежавшему на наковальне.

Траутмэн с гордостью кивнул.

— Я даже не мог себе представить, — сказал мужчина.

— Я вам говорил.

— Я решил, что вы преувеличиваете.

— Напротив. Он единственный в своем роде. — Траутмэна едва было слышно в жутком грохоте ударов Рэмбо. — Вам лучше подождать здесь.

— С какой стати? Я с этим знаком лучше вас.

— Но вы не знакомы с ним.

Хоть Рэмбо и стоял спиной к двери, а удары молота о наковальню заглушали все остальные звуки, он все равно почувствовал присутствие чужих. Посмотрел на тая, раздувавшего кузнечный мех, и увидел, как подозрительно блеснули его узкие глаза.

Европейцы, решил Рэмбо. Отложил молот и вскинул взгляд на подошедшего к нему Траутмэна.

Полковник кивнул ему в знак уважения.

— Джон.

— Я же сказал, вы не должны приходить сюда, сэр.

— Не только ты такой упрямый.

— Ради Христа, прошу…

— Джон, я бы ни за что не пришел сюда, не будь уверен в том, что сведения, которые хочу тебе сообщить, очень важны. Но есть кое-что поважней. — Рэмбо ждал.

— Это ты, — сказал Траутмэн.

Рэмбо выпрямился, расправил уставшие мышцы.

— Я больше не служу. И вы за меня не отвечаете.

— Мы с тобой слишком много пережили.

— Да, — сказал Рэмбо. — Слишком много.

— Я тебя обучал. Я отвечаю за тебя. Перед тобой. Пускай ты больше не служишь в армии. Нас с тобой связывает личное.

— Я сказал вам вчера ночью, не надо меня ни о чем просить. Не желаю проходить через все это снова.

— Но еще ты сказал вчера ночью, что выслушаешь меня.

— Нет, вы меня не выслушали. Я сказал, что не хочу вас слушать.

— Черт побери, да ты взгляни на себя со стороны! В кого ты превратился! Ты потерялся, потому что не желаешь быть тем, кто ты есть!

— Зачем мне опять превращаться в того, кого я ненавижу?

— Дело не в ненависти. Дело в твоей нерешительности. Воспринимай себя таким, какой ты есть.

— Покориться судьбе? Я сказал вам вчера, что не верю в судьбу.

— Увы, в этом все и дело.

Они испытующе смотрели друг на друга.