Дэвид Моррелл - Рэмбо 3

Полковник замолк и отошел от окошка камеры.

Что он имел в виду, когда говорил о веской причине отвечать, подумал Траутмэн. Может быть сейчас откроется дверь, и прапорщик Кауров бросится на него?

Дверь действительно открылась, но не та, что вела в камеру Траутмэна, а соседняя, в камеру справа, и в нее протопали две пары тяжелых сапог.

— Сколько тебе лет? — услышал он вопрос, заданный Зейсаном по-английски и на афганском диалекте.

Дрожащий мальчишеский голос что-то ответил ему.

— Тринадцать? — переспросил Зейсан по-английски, и добавил на диалекте. — Какая жалость.

Траутмэн не понимал, что все это значит. Почему Зейсан переводит все, что говорилось в соседней камере? И неожиданно его осенило.

Он переводит для меня!

Господи, он хочет, чтобы я понимал, что происходит.

— Какая жалость, — еще раз повторил Зейсан сначала по-английски, а потом на диалекте. — Там в соседней камере сидит человек, который не хочет отвечать на мои вопросы. Из-за его упрямства мне придется порасспрашивать тебя. Знаешь ли ты, где прячется главарь мятежников по имени Мосаад Хайдар?

Мальчик с дрожью в голосе ответил что-то по-афгански.

— Нет? — спросил Зейсан. — Какая жалость. Прапорщик, плесни-ка ему кислоты в грудь.

В последовавшем нечеловеческом крике было столько муки, что заставило Траутмэна забиться в самый угол камеры и как можно крепче зажать своими искалеченными руками уши.

Но как он ни старался, избавиться от душераздирающих воплей ему не удавалось.

— Эх, если бы этот американец согласился нам помочь… — произнес Зейсан.

Рэмбо взобрался по веревке на стену, посмотрел по сторонам и опустился на камни. Он дернул за веревку, сообщая Мусе и Андрееву, что добрался до цели. Теперь один из них тоже начнет подъем.

Рэмбо надо было успеть многое сделать до того, как они к нему присоединятся. Он скинул рюкзак, вытащил мину и подкрался к караульной будке на углу крепости. Через ее рифленую металлическую стенку до Рэмбо доносились неясные голоса. Установив взрыватель на срабатывание через пятнадцать минут и прикрепив мину к стенке, он метнулся к рюкзаку. Еще с одной миной в руке он подобрался ко второй металлической будке, что стояла посередине стены, скрывавшей прожектор и солдата. Снова установив взрыватель на пятнадцать минут, он прикрепил коробку к металлу.

Сквозь пелену пробивался свет, благодаря которому Рэмбо заметил пять машин, припаркованных рядом с тремя БТРами.

На тот случай, если вдруг старшие офицеры рискнут высунуться из крепости, чтобы полюбоваться результатами зверств, творимых по их приказам.

Около машин на посту стояли двое солдат. Несмотря на весьма поздний час, еще семеро, громко смеясь, вышли из двери справа от Рэмбо и направились к двери прямо напротив него. Один дал другому сигарету и никак не мог справиться с зажигалкой.

Вернувшись к рюкзаку, Рэмбо увидел Мусу и Андреева. Его снова начали одолевать утихшие было сомнения, можно ли полностью доверять Андрееву.

Понял ли русский, что я собирался его убить? Или он напал на часового, чтобы развеять мои подозрения?

Но раздумывать над этим больше не было времени. Чему быть, того не миновать.

И все же ему было не по себе, пока он собирал свой лук и вставлял стрелы в прорези специального колчана, крепившегося к рукоятке. Наконечники стрел назывались «Медноголовый потрошитель».

Рэмбо повел свой маленький отряд по маршруту, намеченному на карте, и они оказались у потайной лестницы рядом с будкой караула, которая находилась на правом углу стены.

Не снимая с плеча автомат-гранатомет, Рэмбо вынул стрелу и приготовил лук к бою. Пока не прогремели взрывы мин, он хотел стрелять из бесшумного оружия.

Его предосторожности оправдались, когда им навстречу попался поднимавшийся по лестнице советский солдат. Он смотрел себе под ноги, поэтому не сразу заметил Рэмбо. А когда заметил и потянулся было за автоматом, тут же был пронзен стрелой. Солдат начал оседать, Рэмбо бросился вперед и подхватил его прежде, чем автомат загремел бы по камням.

Афганистан! Майора Азова тошнило от одного этого слова. Хотя он не верил в Бога, на ум ему не приходило иного определения, кроме как «адское пекло». Песчаная буря, бушевавшая ночью, лишь еще больше разбередила его душу. Безумие этой бури могло сравниться лишь с безумием его командира. Полковник Зейсан был столь озабочен доказательством начальству своей полезности, так хотел вырваться из этой бездарной войны, что был готов на все.