Дэвид Моррелл: Рэмбо 3

Рэмбо приблизился к статуе, чувствуя свою незначительность в сравнении с величием золотого Будды. Остановился и опустил голову. Наполовину итальянец, воспитанный в католичестве, наполовину индеец навахо, направляемый следовать законам религии предков, он воспринял буддизм от одного советника-монтаньяра, который спас ему жизнь и собственноручно выходил после того, как ударное подразделение Рэмбо попало в засаду в Северном Вьетнаме.

Боль нереальна. Ее не существует. Все, кроме духа, иллюзии.

Адский мир, в котором подобная теория может иметь притягательную силу. Но ад существует вопреки этой теории.

Господи, так что же тебе нужно? — мысленно повторил он вопрос. На этот раз ответ прозвучал едва слышно. Мира.

Он отвернулся от возвышающегося над ним золотого Будды и был парализован взглядом стоявшего неподалеку монаха. Это был тайский монах, который стал покровителем Рэмбо после того, как тот, пройдя во второй раз испытание Вьетнамом, скитался по Бангкоку и, выбившись из сил, попросил убежища в монастыре.

Мой сын, прости меня, но ты не мой соотечественник, — ответил ему тогда этот монах. — Тебе не понять наше мироощущение. Говоришь, какой ты религии? Дзэн.

Какие у тебя основания вероисповедовать ее? Будда… он прежде, чем стать мудрецом, был воином. Я тоже воин.

Ну и?..

Всем своим сердцем я выбираю мудрость, а не войну.

Бух!

Тяжелый молот опустился на болванку раскаленного металла. Звук был оглушительный, высокий и гулкий одновременно. Наполненная дымом комната отозвалась на него звякающим грохотом.

Рэмбо крепче перехватил правой рукой молот и ударил еще сильней, левой сжимая щипцы, которыми держал раскаленную докрасна металлическую болванку, лежавшую на древней наковальне.

Бух!

Его тело содрогнулось от силы собственного удара. Он снова опустил молот на наковальню.

И снова! Наковальня пела под градом сокрушающих ее ударов. Раскаленный металл не выдержал натиска и сдался.

Он плющился, раздавался вширь, приобретая плоскую форму.

Это была бронза. Днями раньше в другой части кузницы, которая еще древней этой массивной наковальни, сплавили медь с оловом, семь частей к одной.

Добавили по капле цинка и марганца. Жидкий сплав разлили по формам, где он остыл и затвердел в болванки, которые можно размягчить лишь повторным нагреванием, чтобы они также плющились под ударами Рэмбо.

Бронза.

Легендарный сплав древности. Прочный и эластичный. Упругий и стойкий к ударам. Материал, из которого изготовляли мечи и щиты, продлевавшие жизнь воинам.

Вечный.

Как сами войны.

Но красота тоже вечна. О чем свидетельствуют останки материальной культуры античности. Бронзовые медальоны и браслеты предков современного человека пережили века и тысячелетия, оказавшись столь же долговечными, как и орудия войны.

«И перекуют мечи свои на орала, и копья свои на серпы; не поднимет народ на народ меча, и не будут более учиться воевать».

Библейский Исайя был мечтателем. Лучше всего народы усвоили науку войны.

Но только не я! Рэмбо яростно ударил молотом по раскаленной докрасна бронзовой болванке. Хватит!

Он перенял навыки кузнечного ремесла у мудреца из племени его матери, который обучил его искусству стрельбы из лука.

«Дисциплинируй свой дух и развивай в себе силу, — поучал старик. — Пускай мысли пребывают в вечном движении. Приучись уважать талант ремесленника, отдавать себе отчет в том, что выполненная добротно работа лишь на первый взгляд кажется легкой. Это обманчиво. Тому примером кузнечное ремесло. Предметы, окружающие тебя, кажутся неизменными, однако их можно изменить. Лошадиная подкова может стать медальоном. Меч — лемехом плуга. И только сам дух металла сохраняет постоянство».

Дух. Истина индейцев племени навахо. И истина буддистов.

За время, прожитое им за пределами резервации, он забыл то чувство удовлетворения, которое испытывал, работая под руководством мудрого старика в жаркой деревянной кузнице: удовольствие от созидания и ощущение собственного достоинства при виде деяний рук своих. Неделю назад, когда умиротворение буддистского монастыря уже не могло отвлечь внимание от его собственных демонов, он вдруг вспомнил детство и того старого мудреца, похожего на этого монаха.

Уйти от мира еще не означает найти ответы на свои вопросы. Мир сам по себе нереален. Однако это тот самый мираж, с которым Богу было угодно его столкнуть.