Конрад Граф - Рэмбо под Южным Крестом

— Отдохните, пока жена приготовит еду, — сказал Шаве и пошел к дому.

Жанна зашила последний алмаз и сняла платье.

— Помоги мне, Альбер.

Она приложила к себе корсет и повернулась к мужу спиной. Шаве зашнуровал его и осторожно стянул.

— Не туго?

— Хорошо. Завязывай.

— Ты почти такая же, Жанна, как и тогда, — сказал Шаве, завязывая узел. — Одевайся.

Жанна оделась и прошлась по комнате.

— Твои тараканы вернулись? — спросила она, поднимая и опуская руки. — Кажется, пора бы.

— Они вернулись, но не нашли янки.

Жанна застыла, глядя на мужа испуганными глазами.

— И что теперь?

Ничего, пожал плечами Шаве. Просто мы раньше уйдем. Дождемся Мьонге и сразу уйдем. И тогда Жанна вспомнила.

— Послушай, Альбер, — спросила она, — а что ты думаешь делать с Мьонге?

Шаве устало махнул рукой.

— Нашла о чем ломать голову. Лучше накрой на стол, я уже пригласил тараканов в гости.

— И что им прикажешь подать? — усмехнулась Жанна.

— Все, что есть в доме, дорогая, — ведь они обчистили нас до нитки. Ящик с джином я оставил на веранде. Выставь им все, пусть обожрутся.

— Ну, что ж, — оглядела неубранный стол Жанна, — через десять минут зови гостей.

Шаве кивнул и вышел из комнаты.

Белый человек из синдиката бросил на циновку крупный алмаз и посмотрел на гангу с нескрываемым презрением. Но ганга не видел этого — он сидел с закрытыми глазами, и раскрашенное лицо его было непроницаемым. Он ощутил настроение белого человека по стуку камня, который был не положен, а брошен. Ганга ударил себя по коленям толстым ремнем и не почувствовал боли. Значит, это было уже не его тело, а другое. Но еще оставалась боль внутри, и когда она покинет его, тогда он переселится в страну облаков.

Ганга, с трудом поднимая тяжелый ремень, бил себя по коленям и слышал свой голос будто со стороны:

— Кунг-кундунг-кикундунг… Кунг-кундунг-кикундунг…

Голос не выражал ничего — ни призыва, ни мольбы. Это была жалоба старого человека на свое одиночество и на свою тоску. Но мокиссо сразу же услышали его, потому что они были рядом — ганга видел их мелькающие тени и ощущал на лице слабое колебание воздуха от их движений. Они освятили то, что принесли им люди, и растаяли, растворились, слились с темнотой. В глазах ганги померк свет и он затих. Ему стало покойно и хорошо. Он не ощущал себя.

Панамоли молча стояли вокруг, не смея потревожить этот покой, и ждали, когда ганга снова вернется к ним. И тогда Мьонге, стоя позади него, не выдержал и тихо сказал:

— Ганга, не уходи…

И ганга услышал его — единственный голос, который он мог еще услышать. Он открыл глаза и протянул дрожащие руки. Ему помогли подняться, и он сказал, что мокиссо явились ему и освятили все, что принесли ему панамоли и белый человек. Ганга не мог уже нагнуться и показал Мьонге глазами на циновку. Мьонга поднял алмаз и помог ганге дойти до хижины. Там он протянул ему камень, но ганга отстранил его руку.

— Ты отдашь его нгандо-покровителю, — сказал старик. Ведь он предназначен ему. А реке я отдам то, что ей и принадлежит.

Он вынул из калебасы речной голыш, обмазал его синей глиной и насадил на стрелу. Второй комочек глины с вдавленным в него голышом ганга велел передать Шаве.

— Если он не глуп, он сохранит его на память, — сказал он и, подумав, добавил: — До тех пор, пока покровитель не возьмет его тело.

Он снял со стены лук и вышел из хижины.

— Веди меня, Мьонге, я уже плохо вижу.

И Мьонге не стал говорить ему о полной луне. Он взял его под руку и медленно повел к реке. Панамоли ждали его, растянувшись цепочкой вдоль берега.

Полная круглая луна высеребрила Луалабу, и дальний лес на другой стороне не казался мрачным и диким, освещенный ровным спокойным светом.

Ганга вложил стрелу в тетиву и высоко поднял голову. Лицо его, раскрашенное красной и синей краской, было спокойно и торжественно. Он стал просить реку принять в жертву то, что принадлежит ей по праву. Он не обращался к нгандо-покровителю — он обращался к реке, откуда вышел и куда собирался возвратиться, может быть, рыбой, может быть, крокодилом, а, может быть, и простым тростником. И тогда он запел старую песню панамолей о Луалабе, все подхватили ее, и ганга заплакал. Он был счастлив, потому что покидал мир горя и забот и собирался переходить в жизнь, полную радости и счастья. Когда песня кончилась и все замолчали, ганга громко произнес заклинание и выпустил стрелу. Она прочертила короткую черную дугу и плюхнулась в воду. Ганга выронил лук и упал. Панамоли подхватили его и с танцами и песнями понесли в крааль. Ганга переселился в страну облаков, и ему можно было только завидовать.