В то утро у его миссии была другая цель: обнаружить следы конвоя, должного на этой неделе уйти из Ливерпуля в Россию, хотя точный день отплытия был неизвестен. Он пересек Шотландию на тридцати тысячах футов, чтобы потратить даром пару часов к западу от Внешних Гебрид.
Обнаружение канонерки было чистой случайностью, следствием импульсивного желания снизиться, чтобы увидеть, где нижняя граница облаков. А раз цель обнаружена, искушение слишком велико, чтобы ее упустить.
Когда после второй атаки он свечой поднимался в небо, штурман Руди Хюбнер возбужденно засмеялся:
— Кажется, мы достали ее, господин капитан. Масса дыма.
— Как думаешь, Кранц? — позвал Неккер хвостового стрелка.
— Да они чуть не подстрелили меня, господин капитан — ответил Кранц. — Внизу знают свое дело, и это вовсе не томми. Когда мы зашли вторично, я видел звезды и полосы. Наверное, мой братец Эрнст — добавил он мрачно. — Он в американских ВМС. Я вам уже говорил?
Радист Шмидт засмеялся:
— В первый раз над Лондоном, когда загорелся левый мотор, а потом ты говорил это по меньшей мере еще в пятидесяти семи случаях. Думаю, по крайней мере у одного члена вашей семьи есть мозги.
Хюбнер не обратил на это внимания:
— Похоже, господин капитан? — спросил он.
Неккер хотел сказать нет, потом увидел надежду в глазах юноши и изменил намерение:
— Да, похоже. Теперь убираемся отсюда.
***
Когда Джего поднялся на мостик, Янсена не было и следа. Он наклонился над Браунингом и посмотрел вниз. Дым почти рассеялся и Гулд ногами выбрасывал выгоревшие дымовушки за перила в море. Возле поручней правого борта за зениткой палуба превратилась в кошмар, однако остальное выглядело не слишком плохо.
Янсен позади поднялся по трапу. Он был высоким, тяжеловесным мужчиной и, несмотря на косматую черную бороду, вязаную шапочку и выцветшую штормовку без знаков различия, был главным старшиной. Перед войной преподаватель моральной философии в Гарварде, по выходным фанатичный яхтсмен, он решительно отбивал каждую попытку поднять его до офицерского звания.
— Одинокий волк, лейтенант.
— Вы правы — сказал Джего. — Ю-88 на Гебридах.
— Судя по скорости, одна из последних моделей райхсмаршала.
— Какого черта он здесь делает?
— Понимаю, лейтенант — сказал успокаивающе Янсен. — Похоже, в наши дни ни на кого нельзя положиться. Кстати, я уже проверил внизу. Поверхностные повреждения. Пострадавших нет.
— Спасибо — сказал Джего. — А с дымовушками было быстро придумано.
Он обнаружил, что его правая рука слегка дрожит, и вытянул ее:
— Посмотрите-ка. Разве я не жаловался вчера, что единственное, с чем мы здесь воюем, это погода?
— Ну, знаете, лейтенант, что по этому поводу говорил Хайдеггер?
— Нет, Янсен, не знаю, надеюсь, вы расскажите.
— Он доказывал, что для подлинной жизни необходимо непрестанное противостояние смерти.
Джего терпеливо сказал:
— Именно этим я занимаюсь уже два года, и вы тоже, обычно в ярде позади меня. При таких обстоятельствах я скажу, что вам надо сделать с Хайдеггером, Янсен. Положите его туда, где у бабушки болит. И попробуйте наскрести немного кофе, пока я проверю курс.
— Как соблаговолит лейтенант.
Джего вошел в рубку и свалился в кресло перед картой. За штурвалом стоял Петерсен, моряк с десятилетним довоенным опытом торгового плавания, включая два похода в Антарктику на китобоях.
— Вы в порядке? — обратился Джего.
— Прекрасно, лейтенант.
Джего достал карту британского адмиралтейства 1796 года. Южный Юист, Барра и россыпь островов пониже, их цель — Фада — на южном конце цепи.
Дверь пинком открылась, вошел Янсен с кружкой кофе и поставил ее на стол.
— Какое гнусное место — сказал Джего, хлопнув карту. — Магнитные аномалии обозначены по всей области.
— Ну, это полезно — сказал Янсен. — Нужная штука, когда вы работаете над курсом в дрянную погоду.
— Острова к югу от Юиста — это кладбище — продолжал Джего. — Где ни посмотри — на проклятой карте написано «Тяжелые Рифы» или «Опасные Воды». Одно рисковое место за другим.
Янсен развязал желтый клеенчатый кисет, вытащил трубку и начал набивать ее, опершись на дверь.
— Я поговорил с рыбаками в Маллейге перед тем, как мы вышли. Они рассказали, что иногда погода здесь так плоха, что Фада отрезана неделями.
— Самая плохая погода в мире — там, где начинают движение атлантические штормы — сказал Джего. — Только бог знает, на что это похоже зимой.
Читать дальше